Десять

Пятна растекались, как и слезы по лицу. Она видела, как Адель взяла тряпку и убирала на столе и протирала пол, но не шевелилась. Оцепенела. Она бы хотела выбежать вслед за Симоном, схватить его, вцепиться в шею, повиснуть на нём и не отпускать. Хотела бы сделать этот треклятый минет прямо на улице, на виду у прохожих, хотела бы упасть ему в ноги и молить, чтобы он не уходил, не бросал её, она просто умрёт без него. Она хотела бы прямо сейчас забрать свои документы из института, пойти на всё, что угодно, чтобы вернуть своего мужа, свои крупные веснушки и глаза, так похожие на глаза плюшевых медведей. Хотела бы. Но могла только дышать, через раз.

— Он вернётся, — услышала она от Адель.

— Нет, — в этот момент осознание того, что Симон не вернётся, окатила обжигающей волной, и беззвучный крик вырвался из уст Юли.

— Вернётся… он всегда был вспыльчивым и излишне импульсивным, всегда… спорт немного сгладил его характер, рядом с тобой он и вовсе менялся, но вспыльчивость всё ещё при нём… До семи лет он жил в маленьком городке на юге Франции, в хорошем доме, с мамой и папой, с празднованием Рождества и дня рождения… обычной жизнью обычного ребёнка. Его мать… допустила ошибку, она изменила его отцу, не знаю уж, чувства это были или просто увлечение, но отец Симона узнал. Они разводились громко, с бесконечными скандалами. Алжирская кровь, — Адель улыбнулась. — Симон был уже достаточно взрослым, чтобы понять, что именно послужило причиной развода, но недостаточно, что бы понять мать… он был зол… Его отец ушёл из дома, мать была в депрессии, Симон стал убегать, хулиганить, он протестовал, как мог… С ним невозможно было справиться, и мать отправила его сюда… Из Франции в Россию, из прекрасного домика недалеко от моря, вот в эту квартиру…

Он пошёл тут в первый класс не зная языка, даже разговорного. Всё это — и его проживание со мной, и саму школу, и всё, что отличается от того, к чему он привык, — всё это он воспринимал, как наказание. Дети смеялись над ним. Он не понимал, что они говорили, но понимал, что смеялись. Он был иностранец со странной внешностью. Боже, какой он был конопатый… И он дрался, дрался постоянно, бесконечно, до крови, его оставили на второй год. Как же ребёнок, не знающий языка, сможет нормально учиться или запоминать материал? Стало ещё хуже. Конопатый второгодник, драчун… мы дошли до детской комнаты милиции.

Потом, случайно, как и всех, его отвели в бассейн — школьная программа и, как и всем, предложили посещать секцию. Мы стали посещать, через три месяца тренер перевёл его в спортивную группу, по возрасту он уже подходил. И Симон стал спокойнее, ежедневные тренировки забирали его вспыльчивость, у него не оставалось сил на драки и доказательства своей состоятельности, он учился с переменным успехом, хорошо говорил по-русски, но всё время проводил в бассейне. Когда предложили спортивный интернат, я сделала вид, что интересуюсь его мнением, но уже знала ответ… Он стал спокойным, перестал вспыхивать по мелочам, но иногда… иногда алжирская кровь берет своё. У него большое и доброе сердце, и всем этим сердцем он любит тебя и Кима. Не всегда умеет это показать и часто ждёт от тебя большего, чем ты можешь дать… но он любит тебя и вернётся. Знаешь в чем несправедливость мира? От женщины ждут мудрости, даже когда природа не наделила её этим, даже когда она слишком юна и сама запуталась. Он вернётся к тебе, потому что не может без тебя жить…

Симон вернулся через три долгих дня, ночью, с запахом крепкого алкоголя, всё ещё нетрезвый. Что было странным, он практически не пил, если Юля за вечер, в хорошей компании, могла выпить не один бокал вина, а то и водку с соком, то Симон ограничивался парой глотков для поддержания компании. Горячность тела, запах алкоголя и ещё чего-то, непонятного, чужого, окутало Юлю, она смотрела на мужа и боялась его реакции, своей реакции…

— Я люблю тебя, — она сказала, как прыгнула в воду.

— Маленький, прости меня… я пойду с тобой к врачу, куда угодно пойду, я люблю тебя, — на вкус он был, как водка с луком, что не волновало Юлю.

Он выдержал всего два сеанса, встав неожиданно в самом завершении второго, резко выйдя из кабинета.

— Он придурок, — сказал Симон, — и упражнения свои пусть в задницу себе засунет, и говорит какую-то хрень, мы сами справился, маленький. — Помолчав немного, добавил: — Ты ходи к нему, если хочешь, просто, видимо, мне его методика не подходит, но я готов делать все эти штуки, если тебе нравится, — он улыбнулся, стараясь сгладить неловкость от своих слов.

— Ладно…

Несмотря на то, что Симон смеялся над методами доктора и фыркал, когда Юля рассказывала о консультациях, она замечала, что муж, если и не прислушивается, то делает какие-то выводы. Юля по-прежнему делала упражнения для пресса, для мышц ног и спины, но теперь уже Симон не просто смотрел или комментировал, а делал вместе с ней, каждый раз увеличивая нагрузку на одно упражнение. Три раза по тридцать плюс один.