Десять

Она уснула почти сразу, он так и не вышел из спальни, вечером тихо закрыв за собой дверь, оставляя мирно спящую женщину с напряжённым лицом, возможно, она даже во сне пыталась вспомнить, что ей снится. Женщина была одета совсем просто, в светло-голубую пижаму с изображением пекинеса на груди, её волосы давно были русого цвета с едва уловим рыжим отблеском, бледная кожа смотрелась тончайшим костяным фарфором, а синева век была словно прорисована тончайшей кистью умелого художника.

— Юлия Владимировна?

Она услышала голос старшей медицинской сестры отделения, невольно напряглась.

— Да.

— Как вы себя чувствуете?

— Сносно…

— Вам лучше приехать.

— Что случилось?

— Тут по направлению Андреев Антон.

— Какой Антон? — Юлия Владимировна помнила каждого своего пациента.

— Ну, Тошка, сын Юрия Борисовича с гинекологии.

— И что он там делает?

— По направлению… — очень тихо. По направлению из поликлиники, быстрый путь. — Может, вы приедете, все-таки…

— Еду.

Глава 10

Сидя в глухой тишине, перебирая и перебирая руками стопку бумаг — небольшую, но весящую больше, чем жизнь, — она отказывалась верить себе. Не в этот раз. Не с его ребёнком.

Идя по длинному коридору, кивая машинально сотрудникам, Юлия Владимировна подошла к своему кабинету, чтобы на долю секунды встретится глазами с Юрием Борисовичем, так же, на долю секунды — с Ольгой. И остановить внимание на маленьком мальчике, который с усердием, не присущим его возрасту, рисовал море, на фоне неба — большой белый корабль и дельфинов, играющих в догонялки с морским гигантом.

Годы её работы — практика подбадривающих улыбок, отвлечения, концентрации внимания на главном, умение собраться, отсеять лишнее через решето сомнений, сконцентрироваться, думать. Сосредоточиться на главном… всё это покрывалось липким страхом, холодным потом и дрожью в руках, желанием развернуться, уйти, сослаться на больничный, отпуск, остановку солнечной системы, сердца, дыхания, гибели головного мозга.

Отвлекая малыша игрушками и шутливыми разговорами о преимуществах Супермена перед капитаном Америка и наоборот, быстро осмотрела, обещав дать послушать в стетоскоп, если Тошка, так представился мальчик, будет вести себя хорошо.

— Что с ним? — все задают этот вопрос. Ответ всегда разный. — Какие должны быть наши дальнейшие действия? — Взгляд отстранённый, профессиональный, словно сверху вниз, словно он не говорит со своей любовницей о своём сыне…

— Для начала давайте проведём дополнительные обследования, уточним…

— Возможно, это ошибка? — Ольга. Всегда в этом вопросе надежда, которой нельзя лишать. Преступно.

— Да, такое вероятно, давайте поступим следующим образом, — она долго перечисляла, что и когда необходимо сделать, как поступить, куда обратиться. Обычно вся информация записывается на бумагу, но не в этот раз.

Череда вопросов, ответов, хмурые брови, улыбки. Вопреки.

— Юля, ты же понимаешь, что это не ошибка, — когда Ольга вышла с Тошкой, играющим со стетоскопом.

— Нам всё равно необходимо это для протокола… дай ей неделю…

— Спасибо.

Случай без серьёзных осложнений, хорошие шансы, быстрая откликаемость. Лечение, которое назначено своевременно, препараты, которые не достать, но «для своих» всё равно есть, лучшие специалисты, консультации… почти победа.

Юлия Владимировна не любила сюрпризы, в её работе не бывает хороших сюрпризов, любой сюрприз на её работе заставляет застывать, останавливаться, сжиматься… чтобы снова начать думать. Из безнадёжной ситуации — должен быть выход.

Она забыла, когда последний раз смотрела кино, читала книгу, разговаривала с подругой, занималась любовью. Она всё забыла. Позволишь себе маленькую роскошь — эмоцию, они прорвутся, как гнойниковый процесс, и не дадут ясно мыслить.

Сидя в тишине дома, она снова и снова перебирала ксерокопии документов, зная ответ на вопрос, но не переставая искать другие возможности.

Разговаривала ли она с отцом Тошки в эти бесконечно долгие месяцы? Практически нет. По делу, факту, всегда натыкаясь на спокойный взгляд, удивительно спокойный, который вселял уверенность не только в Ольгу, но даже в Юлию Владимировну… Они разговаривали последний раз в день госпитализации Тошки, после того, как Юлия Владимировна максимально подробно объяснила родителям, что ожидает их маленького сына, а значит — и их самих.

— Я не развожусь, не сейчас, — всё, что он сказал.

— Не о том думаешь, Андреев, — всё, что она ответила. Спокойно. И ясно, потому что это не было темой для обсуждения или раздумий, это не то, что могло бы волновать сейчас или заботить.

Они закрылись друг от друга панцирем из социальных связей, из «мы коллеги», «врач — пациент», «отец пациента — врач», и это облегчало общение, словно снимало чувство вины, которое преследовало Юлю. Иррациональное чувство вины… Плата за грехи? Бумеранг, запущенный девять лет назад, вернулся таким извращённым способом?

Она не верила, не могла себе позволить верить в это, но страх перед карой Божьей или суеверие поднимали голову в её душе.