Десять минут второго

Альбин держит на поводке собаку. Серую охотничью, с мягкой шерстью и ушами торчком. Она обнюхивает мои варежки и вьется вокруг нас.

– Что ты здесь делаешь? – первым спрашивает Альбин. Я тут же поднимаюсь.

– Я собиралась в шахту.

– Твой отец спустил тебя туда? – смеется Альбин.

– Я побоялась, – прямо отвечаю я. Мне нечего скрывать. Не хочу больше притворяться. Пусть увидит меня такой, какая я есть. Собака нюхает мою руку, и я похлопываю пса по морде.

– Как его зовут? Или это она?

– Мики. Это она. Это дядина собака.

Мики рвется с поводка вперед, но Альбин крепко держит ее.

– Чего же ты испугалась?

Я пытаюсь изобразить улыбку, но у меня не получается.

– Я никогда там не была. И мне просто не хватило смелости.

– А зачем же ты собиралась туда спуститься?

Я снова залезаю в свой панцирь. Об этом Альбин не узнает. Он никогда не узнает, что я психически ненормальная.

– Хотела посмотреть, где работает папа.

Непохоже, чтобы Альбина удовлетворило это объяснение.

– Как жалко. А там внизу здорово. Надеюсь, в другой раз у тебя получится.

Я киваю. Мне хочется спросить у него про Альву. Он провожал ее до дома?

Альбин отходит на несколько шагов назад, и, когда Мики припадает к земле у его ног, он смеется, машет рукой, а потом поворачивается и уходит. Я стою и смотрю на него. Мне нравится, как он уходит. Мне всё в нем нравится.

Если Гарри станет меня ругать на следующей встрече, я скажу, что во всём есть смысл. В моем спуске в шахту смысла не было. А в нашей встрече с Альбином – был.

39

Запыхавшаяся после подъема в гору от «Консума» до улицы Шуггатан, где живет Юлия, я стою у ее дома и звоню в дверь. Можно подумать, что я преодолела целую милю, а на самом деле всего около ста метров. Еще перед тем как прийти, я уже позвонила ей и всё рассказала, позвонила тысячу раз по телефону и разбудила. Юлия открывает дверь. Она в мягких серых штанах и белой футболке. Ее волосы собраны в небрежный узел. Глаза – как узенькие щелки.

– Это неразумно, – устало говорит она.

Я прохожу за ней в кухню. Юлия выставляет на стол молоко, шоколадный напиток, масло и хлеб. Я аккуратно собираю со стола крошки, которые Карола оставила после своего завтрака, и выбрасываю их в раковину.

– Представляешь, он просто там оказался. Совершенно внезапно. Он такой красивый!

Я делаю себе бутерброд с маслом. Пахнет кофе, почти как дома.

Юлия зевает, и я немного разочарована: она не реагирует на мои слова с должным воодушевлением. Ну всё-таки как всё совпало! Я пришла туда рано утром, и там оказался он. Я всё это говорю, а Юлия наливает молоко и быстро помешивает шоколадный порошок.

– Скоро вы будете вместе. Я это чувствую, – говорит она.

– Думаешь?

– Точно!

Юлия произносит это почти безразлично. И тут я замечаю, что в кухне нет штор. Нет крючков для полотенец, которые Юлия сама сделала, красного коврика и больших часов, которые всё не вписывались в маленькую кухню. Я даже слышу тихое эхо нашего разговора. И мне становится стыдно. К горлу подкатывает комок. Скоро всё исчезнет. Дом, куда я прихожу с трех лет. Юлия. А мы? Что, в самом деле, будет с нами?

– Где Карола?

– Пошла в кладовку за коробками. Их много понадобится. Для переезда. Она совсем не спала.

– Не верю своим глазам.

Юлия смотрит на меня, и только сейчас я замечаю, что они опухли. Похоже, она плакала. Вчера? Сегодня ночью?

Юлия пожимает плечами. С закрытым ртом жует бутерброд.

– Мне будет страшно тебя не хватать, – тихо говорю я.

– Но у тебя будет Альбин.

– Нет! И вообще какое это имеет значение? Не хочу, чтобы ты уезжала. Хочу, чтобы ты осталась. Здесь!

– Я этого не заметила.

– Что?

– Но ты постоянно говоришь только о себе. Если не об Альбине, то о панических атаках.

Юлия произносит это так, будто это ничего не значит. Хотя она знает, что мне стыдно за свой страх. Я украдкой смотрю на нее.

– Я… Ты не поняла. Со мной еще никогда не происходило ничего хуже. Я…

Юлия перебивает меня:

– Да, и я с тобой, когда с тобой происходит худшее.

Что за придирки? Откуда весь этот гнев? Мне жаль, что Юлия всё время носила это в себе. Я бы так не смогла.

Мне хочется рассказать Юлии, что я так и не решилась спуститься с папой в шахту. Что если она не примет это всерьез, то всё пропало.

– Почему ты такая жестокая? – спрашиваю я.

Юлия допивает последний глоток шоколадного напитка, и над верхней губой у нее появляются шоколадные усы. В другой раз я бы рассмеялась и сфотографировала ее.

– Я не хочу ссориться, – говорю я.

– Я просто страшно рассержена!

Я не отвечаю.

– Мама такая упрямая! Она ведь про него ничего не знает! Вдруг он полный псих и злодей, а мы собираемся с ним жить. Не думаю, что он хочет, чтобы я у него жила. Но моя мама собирается стать примерной матерью и, разумеется, должна взять меня с собой.

– Оставайся с отцом.

– Думаю, я никому из них не нужна. Мама хочет, чтобы ее любили, а у папы хватает забот с новой семьей.

– Но ведь это не так, Юлия.

– А тебе откуда знать?

– Но ты ведь сама говорила, что твой папа очень хороший и Сюсси тоже.

– Но никто меня не слушает. Всем всё равно.

Юлия краснеет.

– Я против твоего переезда. Ты знаешь.

И тут Юлия закрывает лицо руками.