Desiderata. Кто, если не ты (СИ)

Так и состоялось их знакомство, не то чтобы приятное, но и не отталкивающее. После завтрака Наполеон еще поизводил нового знакомого всяческими вопросами, но после явился господин, похожий на грифа, и почтительно пригласил Его Высочество к классным занятиям. На что оное Высочество пренебрежительно ответствовало, что занятия вполне подождут – у него де есть дела поинтереснее. Бальзак опустил взгляд в пол, рассматривая узорный паркет. Ему было неприятно становиться свидетелем и участником такой сцены. Хитрый же наставник Его Высочества произнес:

-Не смею приказывать вам, принц. А ты, Бальзак, марш в класс, нечего бездельничать.

Он послушно встал, но пройти успел всего шага три – его нагнал возмущенный голос:

-То есть как это – бездельничать?! Он мне нужен тут!

Тогда наставник обстоятельно пояснил, что он, разумеется, не вправе указывать его Императорскому Высочеству, что ему делать, однако же, над его компаньоном вполне властен, как глава преподавательского цеха. Бальзак, как известно, аттестата об окончании образования не имеет, а стало быть, обязан слушаться. Наполеон состроил недовольную мину и поплелся следом – оставаться одному ему хотелось еще меньше, чем отправляться за парту. Эту его черту – стремление оказаться в окружении людей и непременно этим окружением командовать – Бальзак отметил у принца довольно быстро. Когда наставник упоминал его невыдержанность и склонность взрываться по малейшему поводу, когда что-то шло не так, как принц желал, то отнюдь не преувеличивал - скорее уж, приуменьшил. Впрочем, и это свойство хитрый наставник сумел обратить себе во благо: отлично зная, как ревнив принц к похвалам, отличал его компаньона на занятиях, будто бы предлагая Его Высочеству потягаться с ним. Наполеон, разумеется, кидался без оглядки в бой, и немедленно же обнаруживал недостаточность своих знаний по сравнению с начитанным, проводившим все свое свободное время за книгой, Бальзаком. Это его, как ни странно, не столько злило, сколько раззадоривало: он брался за то, что считал самым трудным, с тем, чтобы обязательно когда-нибудь оставить соперника за спиной.

Впрочем, к чтению он все равно оставался равнодушен, и Бальзак, сопровождая принца практически повсюду, очень скоро привык к ситуации, которая повторялась изо дня в день. Его Высочество бывал занят делами самого разного свойства: листал географические карты – он проявлял интерес к планам сражений давно минувших дней, что всецело одобрялось Императором – полировал клинок своей шпаги, а то и просто беззастенчиво спал среди бела дня, а его компаньон, сидя неподалеку с очередной книгой, читал. Он поддерживал беседу, вставляя реплики, давал советы или отвечал на вопросы, однако головы от страниц не подымал, и Наполеон ему в этом мешать не собирался.

В первые дни он, жадный до всего нового, замучил Бальзака расспросами о том, что происходит за стенами дворца. Но тот поведать принцу мог немногое – он прожил почти всю жизнь в серых стенах лицея, и рассказы о них Наполеону быстро приелись. Он отчаянно стремился туда, в мир, который отчего-то для него был закрытым – удирал из дворца при первой же такой возможности. Подбивал и Бальзака, но тот неизменно отказывался – вскоре принц махнул на этого домоседа рукой и отлучался в одиночестве. Он, Бальзак знал, водил дружбу с гвардейцами, пользуясь тем, что далеко не все его знают в лицо, шатался по столичным улицам с наступлением темноты и возвращаясь часто лишь под утро – с тем, чтобы к завтраку его не могли добудиться. Бальзак, чувствуя свою косвенную вину за случившееся, шел стучать к нему в опочивальню и зачастую бывал невежливо послан ко всем чертям. Впрочем, проспавшись, принц обычно с горячностью приносил извинения за свой несдержанный язык – да Бальзак его и не корил, не тая обиды.