Детектив и политика 1990 №5(9)

В колонии в Т. я потерял много здоровья. До сих пор не могу до конца оправиться. Можно добиться инвалидного пособия, но я не хочу побираться. Не хочу, чтобы мне платили ни за что. И так я влетел в копеечку и семье, и государству. Мне только 20 лет, и работы я не боюсь. Нелегко самому отвечать за свои поступки, но ведь я уже взрослый. Мне надо стать самостоятельным, отделиться от семьи, а у меня нет ни квартиры, ни денег, и зарплаты едва хватает на жизнь. Новых друзей у меня нет, а старые связи я не хочу поддерживать. К счастью моему, есть еще мама, для нее я по-прежнему любимый сын. Сколько я ей зла причинил! Она много страдала из-за меня. Бывает, что в порыве гнева обзовет меня вором или хулиганом, и это очень больно, но я знаю, что жив я только благодаря ей. Она хорошая мать. У меня есть друзья, которых родители специально сдали в исправилку, чтобы избавиться от них и от стыда за них. Мать одного приятеля, владелица 42 гектаров земли, не пожелала заплатить 400 злотых за пребывание своего ребенка в колонии. Многим моим друзьям некуда было идти после освобождения, потому что родители отреклись от них, выписали из квартиры. Таким парням очень одиноко. Они совершают новые преступления и снова попадают за решетку. Я знаю даже таких родителей, которые отнимали у детей пособие на пребывание в колонии. Один кент рассказывал, что, когда он вернулся домой, отец донес, что он скандалит и что его надо опять посадить. Парень объездил пол-Польши, потому что ему некуда было деться, совершил кражу и снова попал в тюрьму. Мне повезло, потому что у меня хорошая мать.

Меченый

Первые дни на свободе были страшными. Я долго искал работу. Без результата. Дамочки в отделах кадров глазели на мою татуировку, и я не мог им объяснить, что это по молодости и глупости. Некоторые отводили глаза, а другие пялились на меня, как на какой-то экспонат. Даже частники воротили нос. "Ты же меченый", — кривились они, давая понять, что людей третьего сорта они не берут.

"Нет, вы нам не подходите", — слышал я везде. И я сломался. В психиатрической консультации мне дали успокой-тельные таблетки и сказали, что надо беречь нервы. Теперь у меня часто болит голова, и я тогда ничего не вижу, не слышу и несу полный бред.

В колонии мне дали свидетельство, что я получил профессию токаря, я показывал бумаги этим бабам в кадрах, но они даже смотреть не захотели. И только дядька устроил меня по знакомству в одну контору. Денег платили мало, вспоминать даже не хочется, но я все равно был рад, что хоть чем-то могу помочь матери. Через несколько месяцев я уволился. Опекуны-воспитатели пытались меня куда-нибудь устроить, но мест для меня нигде не было. Летом я отправился на сезонные работы в картофельное хозяйство. Платили прилично — 9 тысяч злотых в месяц. На первую зарплату я купил себе штаны, свитер и еще осталось 2 куска. Потом я работал в лесном хозяйстве. Но я вынужден был уйти из-за запоя. Потом я попал в "Фамароль", в давильный цех, но, проработав три месяца, снова уволился. Работа якобы была сдельная, но мне давали самую невыгодную работу. Я мог вкалывать до упаду, а выходило не больше двух сотен в день. А другие счастливчики в день делали по два куска. Когда я сказал мастеру, что я тоже человек и хочу заработать, он только рявкнул и пригрозил: '

— Не возникай, парень, а то попадешь туда, откуда пришел.

Потом я пошел работать в больницу, но через 11 дней они расторгли договор. Кто-то увидел мою татуировку и донес начальству. Затем я попал в котельную, где никто не хотел работать. Условия тут были потяжелее, чем в шахте: я возил на тачке уголь. Вкалывал за шестерых, потому что людей не было. На мне было 6 печей. Мылся три раза в день, но это мало помогало: угольная пыль въедалась в кожу, и я вечно ходил черный. Я был в полном отчаянии. И тогда мне помогла одна милая женщина из лаборатории мебельной фабрики. Ее муж работал в дирекции. Он очень быстро устроил меня на работу. Им нужны были слесари и токари. Я уже давно здесь работаю, и мне очень нравится. Я знаю, что в С. места лучше не найду. На фабрике работа в одну смену, и после обеда я свободен. Я подал заявление на мебель — рабочим фабрики разрешается покупать свою продукцию. Неплохо зарабатываю. А если постараюсь, то и разряд мне повысят.

Всегда на стреме

В городе я часто встречаю блатных. Они цепляются ко мне, подбивают на какое-нибудь дело или там из дома свистнуть что-нибудь на водку. Трудно сказать им: "Отвяжитесь", но уже ни на какое дело меня не подобьешь. Один сердобольный участковый предупредил меня, чтобы я держался подальше от преступного мира, потому что другие менты не спускают с меня глаз. Этот участковый славный парень, он уже раз помог мне. Кто-то грохнул машину, я был неподалеку, приехала "ниса", и меня замели. Хотели пришить дело, но участковый поручился за меня. С тех пор я все время держу ушки на макушке.