Читаем Детектив и политика 1991 №5 полностью

На нем был, как и предупредила меня Дульчи Кун, коричневый твидовый пиджак и брюки того же цвета, белая рубашка и модный узкий галстук. Среднего роста блондин со светлыми усиками. Я бы их не заметил, не будь мое зрение столь же острым, как и слух. Вы его ни с кем не спутаете, сказала она, но я с этим не согласился. Пиджак, брюки и прочие предметы его туалета вряд ли могли служить особыми приметами. В баре вполне мог оказаться человек, одетый точно так же. Вряд ли, возразила она, какой-нибудь другой человек, одетый точно так же, появится в баре ровно в три часа или несколько раньше. И уже совсем маловероятно, что к нему затем присоединится женщина. С этим я согласился. И вот я, Перси Хэнд, сижу в засаде, а это он, конечно же он, спускается по ступенькам из холла, ведь часы показывают без двух минут три.

Он уселся на табурет у стойки неподалеку от входа в холл и заказал что-то с содовой, то ли шотландский виски, то ли бурбон. Я видел лишь его спину и время от времени, когда он поворачивал голову, мельком профиль. Я попытался поймать его отражение в зеркале, но мешали загромождавшие стойку бутылки и фужеры, к тому же было слишком темно. Однако, вне всякого сомнения, это был именно он. Он явно нервничал, слишком часто уж бросал взгляд на циферблат часов. Стрелки показывали уже десять минут четвертого. Правая рука его сжимала стакан. Левая то и дело опускалась в вазу с соленым арахисом, стоявшую на стойке. Все было точно: Бенедикт Кун III ожидал женщину по имени Мирна, которая, правда неофициально, обвинялась в шантаже. Он выпил еще одну порцию виски и склевал целую пригоршню арахиса, прежде чем она появилась. Как-то незаметно.

Я заметил ее, лишь когда она уже уселась у стойки рядом с ним. Но, увидев ее, уже не спускал с нее глаз. Если Бенедикт когда-нибудь и потерял благоразумие в присутствии этой Мирны, я, по крайней мере, винить его не могу. Даже не видя ее лица, голову можно было потерять от созерцания одной лишь ее фигуры. Она обладала таким набором женских прелестей, что, не рискуя прибегнуть к выражениям, употребляемым для этой цели в сугубо мужском обществе, я бессилен их описать. Даже в наш век всеобщего обмана, я готов был руку дать на отсечение, что платиновый оттенок ее очень светлых волос имел естественную природу. На ней был темно-красный костюм с узкой, плотно облегающей бедра юбкой. Когда она устроилась на табурете, положив ногу на ногу, и юбка поднялась выше колен… Нет, не могу… Достаточно сказать, что это зрелище заставило закипеть жизненные соки даже Перси Хэнда.

Я предпочел бы наблюдать эту картину со своего места, но делу время, а потехе час. Пятьсот долларов на моем счету в банке напомнили мне о порученном деле. Движимый чувством долга, я захватил свое пиво и направился к стойке. Сев невдалеке от них, я заказал еще пива и навострил уши. С тем же успехом, однако, я мог бы вставить в них затычки. Говорили они мало и так тихо, что невозможно было ничего разобрать. Вполне естественно. Ведь явились они сюда не для безобидной светской беседы, а то, что им нужно было сказать друг другу, здесь, в баре, они сказать не могли. Я хотел было повернуться к ним лицом, но передумал и попытался получше рассмотреть ее отражение в зеркале. Насколько мне удалось разглядеть ее лицо, оно не уступало всему прочему.

В левой руке она держала темные очки — последняя голливудская мода, — которые сняла, войдя в затемненный бар. Она заказала мартини, не торопясь осушила бокал, а потом съела маслину. Бенедикт что-то ей сказал, она ему ответила, и вдруг они одновременно соскользнули со своих табуретов и стали подниматься по лестнице в холл гостиницы. Когда я появился в холле, они уже пересекли значительную его часть, застеленную пушистым ковром, поглощавшим звуки шагов, и теперь ее высокие тонкие каблучки ритмично постукивали по каменным плитам пола.

Дверь за ними затворилась, и я увидел, как они переходят через дорогу, направляясь, как я понял, к расположенному поблизости гаражу отеля, где он оставил свою машину. Свой собственный автомобиль мне удалось припарковать возле тротуара совсем неподалеку отсюда. Я подошел к нему, открыл дверцу, сел за руль, включил двигатель и стал ждать. Они обязательно должны были проехать мимо — улица была с односторонним движением. Через несколько минут я увидел их в сером седане. Я развернулся и потащился за ними следом.

Они не торопились, скрупулезно соблюдая все правила движения. Я следовал чуть ли не вплотную. Лишь изредка между нами вклинивался один или два автомобиля и на светофоре я ни разу не упустил их, хотя пару раз мне пришлось ехать на желтый свет. Мы миновали запруженную движением центральную часть города и свернули на проспект, идущий в юго-западном направлении.

Перейти на страницу:

Все книги серии Детектив и политика

Ступени
Ступени

Следственная бригада Прокуратуры СССР вот уже несколько лет занимается разоблачением взяточничества. Дело, окрещенное «узбекским», своими рамками совпадает с государственными границами державы. При Сталине и Брежневе подобное расследование было бы невозможным.Сегодня почки коррупции обнаружены практически повсюду. Но все равно, многим хочется локализовать вскрытое, обозвав дело «узбекским». Кое-кому хотелось бы переодеть только-только обнаружившуюся систему тотального взяточничества в стеганый халат и цветастую тюбетейку — местные, мол, реалии.Это расследование многим кажется неудобным. Поэтому-то, быть может, и прикрепили к нему, повторим, ярлык «узбекского». Как когда-то стало «узбекским» из «бухарского». А «бухарским» из «музаффаровского». Ведь титулованным мздоимцам нежелательно, чтобы оно превратилось в «московское».

Евгений Юрьевич Додолев , Тельман Хоренович Гдлян

Детективы / Публицистика / Прочие Детективы / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика