Читаем Детектив и политика 1991 №5 полностью

Их машина быстро набирала скорость, проносясь мимо кварталов дорогих многоквартирных домов. Я полагал, что седан остановится у одного из этих домов, однако, ошибался, что, впрочем, случается со мной не так уж редко. Седан миновал эти кварталы и вскоре добрался до пересечения с оживленной городской магистралью. Седан, находившийся в левом ряду, остановился на красный свет. Я был в том же ряду немного позади, между нами успели вклиниться две машины.

Я с нетерпением ждал, когда зажжется зеленый свет, наконец долгожданный свет загорелся и машины в других рядах пришли в движение. Но не в нашем. Седан не трогался с места, а за ним стояли мы все. Водители начали раздраженно сигналить, однако серый седан высокомерно игнорировал всю эту свистопляску. Он просто стоял и ждал, ждал до тех пор, пока не загорелся желтый свет, а тогда рванулся на перекресток, дико взвизгнули шины, автомобиль резко повернул налево и исчез, прежде даже, чем я успел выругаться.

Другие водители, разумеется, не могли понять причину столь вопиющего нарушения правил движения. Но не я. Я понял их цель — оставить старину Перси с носом, но почему? Откуда эта парочка в седане вообще знала о моем существовании, а тем более о том, что я сижу у них на хвосте? Может быть, я допустил какую-нибудь непростительную оплошность? Например, слишком громко хлопал ушами, стараясь подслушать их разговор в баре? А может быть, даже самые в этическом смысле безупречные частные детективы обладают каким-то особым запахом, который выделяет их среди всех прочих людей? И наконец, самая мрачная мысль: вправе ли я оставить себе те пятьсот долларов, которые были уплачены мне за несложную работу, столь блистательно мною проваленную? Правда, гонорар был выплачен мне без каких бы то ни было условий, но я ведь его не отработал. Да что там говорить — даже на гамбургер не наработал. Значит, горестно размышлял я, придется возвратить деньги.

Ладно, что зря убиваться. Так же бесполезно, как и пытаться догнать ту машину. Меня перехитрили, и ничего тут не поделаешь. Мне оставалось лишь найти телефон, позвонить Дульчи Кун и чистосердечно признаться в своей полной профессиональной несостоятельности. Я пересек магистраль, нашел поворот и вернулся в центр города другой дорогой. Я сообразил, что единственным телефоном, воспользоваться Которым мне не будет стоить десяти центов, был мой собственный. Поэтому, подъехав к своей конторе, я прошел в кабинет, уселся спиной к письменному столу и стал смотреть в окно на кирпичную стену. Размышлял я над тем, что случилось и как бы мне объяснись все это своей клиентке и при этом сохранить если не гонорар, то по крайней мере хоть небольшую толику собственного достоинства.

Что-то здесь было не так. И не столь уж я был туп, чтобы не сообразить, что именно. Парочка, за которой я следил, была предупреждена, меня узнали и одурачили. Но как это было сделано? И почему? И когда? Лучшее объяснение, которое пришло мне в голову, заключалось в следующем: узнав о предстоящем свидании мужа с Мирной, Дульчи каким-то образом выдала себя. Возможно, за ней следили, когда она шла ко мне под дождем. Если это было так, она, по крайней мере частично, несла ответственность за мое фиаско, и не дает ли мне это обстоятельство право оставить себе гонорар? Что ж, посмотрим. Тем более узнать об этом можно было прямо сейчас, не откладывая. Повернувшись к столу в моем вращающемся кресле, я справился в телефонной книге и набрал номер. В доме № 15 по Корнинг Плейс кто-то, наверное служанка, поднял трубку.

Я попросил к телефону миссис Кун.

Ее не оказалось и служанка спросила, кто ее спрашивает.

Я назвался и поинтересовался, когда миссис Кун вернется.

Этого никто не знал. Служанка спросила меня, не хочу ли я что-нибудь передать.

Я не захотел.

Я позвонил час спустя, после пяти, Опять не повезло. Та же служанка. Тот же ответ. На этот раз я попросил ее передать миссис Кун, что буду ожидать ее звонка. Служанка пообещала, но тон ее выражал легкий скептицизм, она явно сомневалась, что ее госпожа соизволит позвонить мне.

Я спустился вниз в закусочную и купил пару сэндвичей с холодной говядиной и пинту кофе в картонном пакете. Вернувшись с этой снедью в кабинет, я пообедал за письменным столом, если, разумеется, это можно назвать обедом. Я допил остатки кофе, то и дело затягиваясь сигаретой. Пакет опустел, и я докуривал уже вторую сигарету, когда раздался телефонный звонок. Это была Дульчи Кун.

— Мне передали вашу просьбу. Что случилось?

— Я звонил вам дважды, но вас не было дома. Я полагал, что вы захотите выслушать мой отчет.

— Что ж, давайте, отчитывайтесь. Видели вы Бенедикта и эту женщину?

— Видел. Они встретились в баре "Нормандия", как вы мне и сказали.

— Они ушли вместе?

— Да, после двух порций виски с содовой и мартини. Из отеля они направились в гараж и сели в серый седан.

— Это машина Бенедикта. Вы последовали за ними?

— В некоторой степени.

— Что вы хотите этим сказать? Либо — да, либо — нет? Куда они поехали?

Перейти на страницу:

Все книги серии Детектив и политика

Ступени
Ступени

Следственная бригада Прокуратуры СССР вот уже несколько лет занимается разоблачением взяточничества. Дело, окрещенное «узбекским», своими рамками совпадает с государственными границами державы. При Сталине и Брежневе подобное расследование было бы невозможным.Сегодня почки коррупции обнаружены практически повсюду. Но все равно, многим хочется локализовать вскрытое, обозвав дело «узбекским». Кое-кому хотелось бы переодеть только-только обнаружившуюся систему тотального взяточничества в стеганый халат и цветастую тюбетейку — местные, мол, реалии.Это расследование многим кажется неудобным. Поэтому-то, быть может, и прикрепили к нему, повторим, ярлык «узбекского». Как когда-то стало «узбекским» из «бухарского». А «бухарским» из «музаффаровского». Ведь титулованным мздоимцам нежелательно, чтобы оно превратилось в «московское».

Евгений Юрьевич Додолев , Тельман Хоренович Гдлян

Детективы / Публицистика / Прочие Детективы / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика