Детектив и политика. Выпуск 3, 1989

— Что вы?! Я действительно так думаю.

— Берегись льстецов, особенно умных. Как долго вы состоите в лос-анджелесском отделении "Эскадрона защиты евреев"?

— Недолго.

Мы подошли к микроавтобусу, один из телохранителей открыл дверцу. Липски резко повернулся ко мне.

— Я слышал, вы дружите с Иисусом бен Цви.

— Нет. Я с ним не дружу. Мы даже не знакомы.

— Зачем же вы его разыскивали?

— Я знаком с его сестрой, и она, узнав, что я собираюсь в Израиль, просила найти своего брата.

— А зачем вы приехали сюда?

— Обдумываю возможность переехать сюда жить.

Липски продолжал сверлить меня взглядом.

— Покажите мне ваше удостоверение.

— Пожалуйста. — Я полез в карман.

— Впрочем, не надо. Это не допрос.

Он жестом пригласил меня в машину, и мы поехали. Потом вышли, миновали Навозные ворота и оказались с восточной стороны Стены плача. Справа над нами возвышалась мечеть Омара и вырисовывался купол мечети аль-Акса. Внизу, у подножия горы Мориа, шли археологические раскопки. "Зачем он взял меня с собой?" — думал я. Единственное правдоподобное объяснение состояло в том, что вожди нуждаются во все новых учениках и последователях.

Вскоре мы подошли к маленькой, обитой железом двери. Липски постучал. Кто-то осмотрел нас через глазок, и дверь открылась. Мы оказались внутри трехэтажного здания, среди смуглых бородатых мужчин в черных шляпах, белых рубашках и с молитвенниками в руках.

— Где мы? — спросил я Ирва.

— В ешиве "Торат коханим".

Липски повернулся ко мне.

— Где вы остановились?

— В гостинице.

— Это, должно быть, дорого. Вы можете остаться здесь, если хотите. Вас здесь к тому же еще и многому научат. А мне пора. Рад был познакомиться с вами, Гринспэн. Надеюсь, вам понравится Израиль, и вы окончательно решите совершить алию. Большинство американских евреев привыкли к комфорту и, познакомившись с нашими условиями, забывают о своих благих намерениях. Шалом.

— Шалом.

Проводив Липски, который пробыл в ешиве совсем недолго, и попрощавшись с Ирвом, я тоже ушел. Выйдя на улицу, осторожно обошел здание, но ничего подозрительного не заметил. В гостиницу я вернулся в два часа ночи и не раздеваясь упал на кровать замертво.

Проснулся я от какого-то странного шума. В комнате было светло. В прихожей над моим чемоданом склонился худой высокий человек с черными курчавыми волосами. Я резко вскочил на ноги. В руке у непрошеного гостя сверкнул нож.

— Что вы здесь делаете, мистер Уайн? — спросил он скрипучим голосом.

— Это я вас должен спросить, что вы здесь делаете. Откуда вам известно мое имя?

— Оно, как у всех людей, записано в вашем паспорте. — Незнакомец вытащил мой настоящий паспорт из своего кармана. Фальшивый по-прежнему лежал в заднем кармане моих брюк.

— Отдайте-ка мне мои документы. — Я сделал шаг в его сторону.

Он угрожающе поднял нож.

— Что вы делаете в Израиле?

— Путешествую. Вчера почти весь день провел у Стены плача. Сегодня собираюсь в Музей жертв геноцида.

— Отвечайте правду. Что вы делаете в Израиле?

— Послушайте, я одинокий еврей, который никогда не был на земле обетованной. Чего же странного в том…

— Не врите. — Он двинулся ко мне, я отступил назад. — Вчера вас видели вместе с рабби Липски, вы входили в ешиву "Торат коханим".

— Мне нравится Липски. Это прирожденный лидер…

— Вранье! — Он с силой ударил меня свободной рукой по лицу. Я едва устоял на ногах.

В этот момент в дверь постучали.

— А вот и завтрак, — обрадовался я.

— Скажите, чтобы она убиралась к черту.

— Сами скажите.

Как только он повернулся к двери, я стремглав бросился в ванную и дернул за сигнальный шнур. Из зеркала на меня смотрело заспанное лицо с большим кровоподтеком у левого глаза. Из коридора донесся звук шагов убегавшего человека.

Через сорок пять минут я выписался из гостиницы "Царь Давид". Администратор покосился на мой заплывший глаз.

— В ванной поскользнулся, — объяснил я.

Оставив чемодан у портье, я выбрался на улицу через черный ход и оказался на одной из боковых улочек недалеко от гробницы Ирода. Хотя уже рассвело, вокруг было на удивление тихо. И тут я все вспомнил. Усмехнувшись, я повернул в сторону Старого города. По субботам не должны работать даже частные детективы.

VIII

Макс Хирш жил на Мисгав Ладач, одной из старых улиц еврейского квартала, восстановленных после шестидневной войны. Была пятница — канун субботы. Магазины закрывались, мужчины в чистых белых сорочках и ермолках расходились по домам в сопровождении жен и детей. В тенниске и потрепанных джинсах я выглядел здесь, на своей исторической родине, белой вороной.

Макс тоже был одет в праздничный наряд с белой ермолкой.

— Входи, входи. Все сегодня вовремя. Что это у тебя с глазом? Ты вроде говорил, что приехал сюда отдыхать, а не работать.

— Моя работа тут ни при чем.

Точно? Имей в виду, что в субботу запрещены все виды деятельности. Ни сажать деревья, ни строить, ни сочинять симфонии, ни выслеживать преступников — ничего… Пошли, я познакомлю тебя с моими друзьями. Мы как раз обсуждали онтологическое доказательство существования бога.

— Онтологическое доказательство? — переспросил я. — Я никогда этого не понимал, даже в колледже.