Когда я минут через двадцать нашел в Старом городе нужную мне ешиву, там все были уже на ногах, несмотря на ранний час: мужчины молились, женщины возились с детьми. Заглядывая в комнаты в поисках знакомых лиц, на втором этаже я наткнулся на девушку лет девятнадцати, лежавшую на полу со связанными руками и ногами.
— Нет, нет, нет, — закричала она в ужасе, заметив меня. — Оставьте меня в покое. Я же сказала вам, что брошу его.
— Успокойся. Все в порядке.
Тут ей стало ясно, что она приняла меня за кого-то другого.
— Судя по произношению, вы американец? Значит, мы земляки?
Я развязал ее.
— Земляки. Как ты здесь оказалась?
— Меня сюда привели силой.
— Кто?
— Я их не знаю. Вы можете меня вывести отсюда? Я хочу немедленно улететь из этой страны.
Я накинул ей на плечи свою куртку и вывел на улицу.
— Большое спасибо, — сказала она. — Я даже не знаю, где мы находимся.
— Иди вперед и не оглядывайся, пока мы не уйдем отсюда подальше. И расскажи, что же с тобой произошло.
— Во дворе Еврейского университета ко мне подошли трое, посадили в машину, увезли куда-то за город, а потом привезли сюда… Между прочим, ужасно хочется есть. А у них в субботу все рестораны закрыты.
— Ничего, пойдем к арабам. — И я показал рукой на небольшое кафе с вывеской "Абу Мустафа".
Мы забрались поглубже внутрь, заказали еду, и, пока пили кофе, я рассмотрел ее по-настоящему. Достаточно невзрачная блондинка, привлекательными в ней были только молодость и непосредственность.
— Я как-то пошла на митинг организации "Мир сегодня", — продолжала она. — Говорилось что-то о незаконных арестах арабов. Ко мне подошел парень. Очень симпатичный, кареглазый. Сказал, что его зовут Ицхак. Пригласил на кофе. Потом мы с ним еще раза два встретились. Потом пошли в кино, смотрели израильский фильм об оккупации Ливана, где много говорилось о палестинцах. После кино он признался, что обманул меня, на самом деле его зовут Фуад и он палестинский араб. — Она пожала плечами. — Что я могла на это ответить? Не бежать же от него! Я же не расистка. В Израиле жить ни за что не останусь. Короче говоря, мы продолжали встречаться. Вскоре стали спать вместе.
— И что было дальше?
— Однажды к нам подошли трое парней в ермолках — один из них здоровый, светловолосый, они звали его Озия, потащили меня в свою машину и стали кричать, зачем я хожу под руку с арабом.
— А Фуад?
— Ничего… Ушел.
В этот момент я почувствовал, что кто-то следит за нами. Оглянувшись, я заметил на другой стороне улицы темнокожего черноволосого человека со шрамом под ухом. Опираясь на тележку зеленщика, он курил с праздным видом.
— Не поворачивайся. Продолжай говорить как ни в чем не бывало. За нами, кажется, следят, — сказал я своей спутнице.
— О, боже, — с испугом выдохнула она. — Когда все это кончится?
— Не бойся. Послушай, а как тебя зовут?
— Эллен. Эллен Гринспэн…
Я рассмеялся.
— Что смешного в моем имени? Самое обычное…
— Замечательное имя и замечательная фамилия… Подожди меня здесь. — Я нырнул под стол и под удивленным взглядом хозяина прокрался к выходу. Заметив мое исчезновение, наблюдатель завертел головой из стороны в сторону и вдруг бросился в ближайший переулок. Я помчался за ним. Лавируя между прохожими, я почти догнал его у Стены плача. Пробежав еще квартал, он предъявил какой-то документ служителю в темно-зеленой форме и скрылся под громадной аркой ворот.
Я вытащил свой американский паспорт и сунул его под нос тому же служителю. Покачав головой, он загородил мне дорогу.
— Вам надлежит проходить через ворота Маграби или Железные.
— Это почему же?
— Вы не мусульманин. Здесь могут проходить только мусульмане.
— А кто так решил?
— Мы — мусульманская религиозная полиция.
Я пошел через Железные ворота. Чтобы добраться до них, мне потребовалось минут пять — семь. Как только я вышел на громадную площадь величиной с два футбольных поля, ко мне подошли два араба в платках-куффийях, наперебой предлагая услуги и открытки. Прямо передо мной были мечети Омара и аль-Акса. Я понял, чтo нахожусь на вершине горы Мориа.
Человека, который следил за мной, нигде не было видно.
Я вошел в мечеть Омара. В громадном восьмиугольном здании немолодая женщина, обращаясь к группе английских туристов, говорила:
— Некоторые называют этот краеугольный камень самым святым местом на земле. Евреи считают, что на этом месте была святая святых Соломонова храма. Мусульмане видят в этом камне ту скалу, с которой Магомет на крылатом коне взлетел на небеса.
Она показала рукой на гранитный валун, торчащий из земли у подножия лестницы. В нескольких местах камень был отполирован многими поколениями паломников, тешившими себя надеждой, что, прикасаясь к этому камню, они общаются с богом.
Тут я заметил человека, следившего за мной в кафе. Он тоже заметил меня и побежал. Я было ринулся за ним, но вдруг за моей спиной раздался отчаянный вопль. Обернувшись, я увидел еврея с ножом в животе. Изо рта у него хлестала кровь. Я подошел к убитому. Это был раввин Делеон, с которым я познакомился у Макса накануне вечером.
— Это не запрещается. Евреи столетиями молились в мечетях.