Детектив и политика. Выпуск 3, 1989

Простите за беспокойство вас, но я не могу смириться с вашим поступком, выразившимся в даче мне чаевых, и тем более я считаю ваш поступок некорректным, ибо у меня за период нашей экспедиции сложились самые лучшие мнения о вас. Я весьма польщен вашей положительной оценкой моего искусства управления машиной, за что выражаю искреннюю благодарность. Еще раз прошу простить, но ваш поступок не соответствует нашей идеологии, и разрешите надеяться, что с вашей стороны не последует аналогичного явления. Примите, г-н Ойнас, уверения в совершенном к вам уважении.

Шофер Д. Новожилов.

При всем прилагаю ваши деньги, обнаруженные у меня в машине.

Новожилов был типичным представителем передовой рабочей молодежи той эпохи. Он рвался к учению, интересовался многим и ужасно любил возить нас по Эстонии. А. Ойнас был тронут письмом Новожилова и при первом же визите к нам зашел к нему, чтобы извиниться за свой "некорректный поступок".

Особое место в эстонском обществе занимал генерал Лайдонер. Он считался "спасителем отечества", потому что в 1924 году подавил вспыхнувший коммунистический путч. Он не принимал участия ни в каком правительстве, но был высшим авторитетом страны. Его не очень высокую, но ладно скроенную фигуру, сильную и красивую, не часто видели на приемах в Таллинне. Постепенно у Федора Федоровича с генералом Лайдонером завязались если не дружеские, то, во всяком случае, благожелательные человеческие отношения. Жена Лайдонера Мария Ивановна, по происхождению русская, уже немолодая тихая женщина, с явной симпатией относилась ко мне. Нам рассказывали, что в жизни генерала и его жены случилась тяжелая драма. Их взрослый сын трагически погиб. Несомненно, это несчастье навсегда затуманило печалью глаза Марии Ивановны. К концу нашего пребывания в Эстонии мы были приглашены к ним, в скромное поместье недалеко от Таллинна, где в спокойной дружеской беседе незаметно проходили часы. В этих мирных беседах мы совсем не подозревали, какие страшные несчастья обрушатся на нас всех уже в таком недалеком будущем…

Наша с Раскольниковым жизнь началась в Москве и кончилась в Ницце. Везде меня поражала его необыкновенная способность, его дар привлекать сердца людей, казалось, совсем далеких ему. И это без всякого нарочитого старания и охоты "нравиться". Он всегда был самим собою — внимательный, благожелательный, добрый, но вовсе не мягкотелый добряк, с огромным интересом к людям, событиям, книгам, к истории, быту и нравам страны, где он был послом. Хорошим тоном у советских дипломатов считалось глубокое презрение ко всем политическим и общественным деятелям стран, где они находились. Раскольникову был абсолютно чуждо все это. У него не было предвзятого мнения. Страна, в которую его посылали, всегда интересовала его. Он изучал ее историю, культуру, литературу, конечно, и экономику. Я помню удивление журналистов, когда в первом же интервью новый посланник обнаруживал глубокое знание страны, в которой он был аккредитован. Кроме того, его высокая культурность, личное обаяние — все располагало к нему. Раскольников принадлежал к дореволюционной интеллигенции, внутренне свободной и еще позволяющей себе иметь собственное мнение, что отсутствовало, по крайней мере внешне, у новой интеллигенции, выращенной в условиях советского строя. Нужно, однако, сказать, что советские дипломаты, которых я встречала, так презрительно отзывавшиеся о капиталистическом мире, вовсе не презирали его благ и пользовались по мере возможности всеми привилегиями своего положения.

Раскольников приехал в Таллинн при очень неблагоприятных обстоятельствах, и встретили его там с большим предубеждением. В Эстонии с недоверием отнеслись к назначению посланника с таким революционным прошлым. Но постепенно обстановка менялась в нашу пользу. Журналисты стали много писать о Феде и обо мне, и тон их изменился по отношению к советскому посольству. Скоро я стала баловнем дипломатического корпуса и журналистов. Ведь я была младшая в дипломатическом корпусе и годилась в дочери посланникам. Журналисты откуда-то узнали, что я была комсомолкой, и всюду окружали меня, осыпая комплиментами и каверзными вопросами. Я не сердилась, и мы часто дружески спорили на политические темы.