Моя новая жизнь сразу сделала меня счастливой. Конечно, прежде всего, моя семейная жизнь, наша взаимная любовь. Девочка, еще неопытная и наивная, я поняла, как может быть беззащитен мужчина перед красотой или тем, что ему кажется красотой, и очарованием женщины. Условия нашей жизни были таковы, что мы почти не расставались. Только деловая жизнь моего мужа, его обязанности посланника на несколько часов в день разлучали нас. Во всей же внешней дипломатической жизни жена дипломата принимает участие наравне с мужем. Вечера, когда мы были свободны, мы проводили вдвоем: тихая беседа, чтение, писание. Любя делиться со мной всем, Федя читал вслух книги, его интересовавшие. С трогательной мужской наивностью он не думал, что серьезные, иногда сухие мемуары исторических личностей могли навевать на меня скуку. Однажды, после того как Федя в продолжение двух часов читал мне воспоминания русского министра иностранных дел графа Ламсдорфа, я от скуки расплакалась. Федя всполошился, а узнав причину моих слез, рассмеялся и пообещал не мучить меня скучными, хотя и полезными мемуарами.
Федя очень много читал и писал. Всюду, где бы он ни был, в короткое время он буквально обрастал книгами. Он очень тщательно следил за всеми новинками советской и зарубежной литературы. С большим интересом ждал появления очередного номера "Современных записок", "Чисел". Мы с радостью читали новые вещи Бунина, Зайцева, Шмелева, Ремизова, открывали новых писателей — Набокова, Алданова, новых поэтов — Ходасевича, Поплавского. Книги немецкие, английские, французские занимали большое место в его библиотеке. Его способность к иностранным языкам была феноменальной. В моей жизни я знала только нашу дочь с такими же способностями.
Федя очень тщательно занимался моим образованием, но у него никогда не было ни малейшей потребности ни что-то навязывать мне, ни как-то меня "воспитывать". Вся его манера "быть", стиль всей его жизни воспитывали меня незаметно для меня самой. Живя с Раскольниковым, невозможно было "распуститься", жить "кое-как", со дня на день. Бытовые житейские мелочи не задевали его, он их не замечал. Даже тогда, когда жизнь наша совершенно изменилась и эти "житейские мелочи" могли бы вконец ее отравить, Федя оставался невозмутимо верным себе. Никогда и ничто не могло увлечь Раскольникова в болото обывательщины. Теперь, после многих лет, я часто думаю о двойственности его натуры. Он несомненно был человеком действия, вся его биография революционера доказывает это. Но я знала также Раскольникова погруженным в глубокие размышления, проводившего за письменным столом или за книгой целые дни и даже ночи. После вечерних приемов он всегда по возвращении писал в своем кабинете до трех-четырех часов утра. Иногда он будил меня в эти часы и оживленно блестя глазами говорил: "Послушай, милая, что я написал". В то время он писал свои воспоминания о революции и гражданской войне. Эта книга скоро вышла под заглавием "Рассказы мичмана Ильина". Кроме того, он написал целый ряд портретов исторических личностей, таких, как Пилсудский, Бенито Муссолини, Адольф Гитлер, принц де Линь, граф Фикельмон, Проспер де Барант. Эти эссе печатались в толстых журналах, некоторые в "Известиях" под псевдонимом Федор Желябов. В его положении посланника невозможно было писать о политических деятелях настоящего времени.