Недели две мадам Вуорима, жена дуайена дипломатического корпуса (он же посланник Финляндии), возила меня представлять дипломатическим дамам. Потом у себя я принимала ответные визиты. Среди членов дипломатического корпуса помню итальянского посланника графа Тости ди Вальминута, уже немолодого, чрезвычайно приветливого итальянца, француза Анри Косма (его жена из-за неподходящего для нее климата Эстонии не жила постоянно в Таллинне). Английский посланник Нечбеллхьючсон во время второй мировой войны был послом в Анкаре и прославился на весь мир в деле Цицерона, немецкого шпиона, который умудрился, будучи лакеем у посла, выкрадывать важные документы из посольского несгораемого шкафа. Помню немецкого посланника Шредера с женой-гречанкой, страшно худой и некрасивой, но с чудесными бирюзовыми глазами, латыша Зариньша, женатого на бельгийке, поляка Любицкого, почти незаметного рядом со своей скульптурной женой. Чехословацкий посланник был женат на русской. Был еще молодой литовец Шумаускас и молодой, элегантный английский консул Хилл, прекрасно говоривший по-русски.
Когда мы приехали в Таллинн, главой государства был Отто Штрандман, холодный и важный эстонец, бывший петербургский адвокат. По эстонской конституции того времени вместо президента был глава государства, он же и премьер-министр. Пастор Латтик, простой и доброжелательный человек, занимал пост министра иностранных дел. Со многими политическими и общественными деятелями у нас скоро завязались личные дружеские отношения. Среди них Константин Пятс — человек большого ума и личного обаяния. Я так ясно вижу его сейчас, его высокий лоб в ореоле седых, легких, как пух, волос, умные голубые глаза, доброжелательную улыбку. Раскольников часто говорил мне, что вести переговоры с Пятсом (он вскоре сделался президентом Республики, после изменения конституции) было очень приятно. Его ум, широта политического кругозора, желание найти общий язык с собеседником, чтобы избежать ненужных осложнений и обострений, делали из него крупного государственного деятеля. Он очень ценил Раскольникова и был с ним в прекрасных личных отношениях. Я. Тыниссон, одно время глава государства, — высокий, худой человек с твердыми политическими и моральными принципами, либерал, враг коммунизма. Но и он, и особенно его жена всегда выражали по отношению к нам самую искреннюю доброжелательность, выходившую за пределы простой дипломатической любезности. Август Рей, социалист, бывший петербургский адвокат, одно время министр иностранных дел, культурный и образованный человек. Его жена Тереза Рей, высокая полная блондинка, обладала хорошим сопрано и однажды даже выступила в роли Травиаты в Таллиннской опере. По этому случаю я одолжила ей мой роскошный страусовый веер, подаренный мне Федей. Александр Ойнас, тоже социалист, министр разных ведомств. У нас с ним и его женой, известной социалисткой Астрой Ойнас, была дружба. Вместе с А. Ойнасом мы совершили наше первое путешествие по Эстонии. На машине с шофером Новожиловым, бравым комсомольцем, мы отправились в Гунгенбург, известный еще в дореволюционной России морской курорт в Финском заливе. Там, у моря, в чудесном сосновом лесу, мы провели три прекрасных дня. Там же, не помню как, мы познакомились с поэтом Игорем Северяниным. Множество его стихов я знала наизусть. В школе одно время мы увлекались его поэзией. У меня было несколько книжек Северянина: "За струнной изгородью лиры", "Ананасы в шампанском", "Поэзы". В нашей суровой юности его поэзы были совершенно неуместны. Однако мы повторяли "Это было у моря, где ажурная пена, где встречается редко городской экипаж, королева играла в башне замка Шопена, и, внимая Шопену, полюбил ее паж". Действительно, было "гротескно" представить себе комсомолок в красных платках, повторяющих эти "красивости". Но, вероятно, "Ананасы в шампанском", "Мороженое из сирени" и прочее были в какой-то мере бессознательным желанием смягчить суровость нашей жизни. Скоро это увлечение прошло. И я с интересом смотрела теперь на бывшего "Короля поэтов". Это был высокий, аскетического типа человек, державшийся с большим достоинством. Он был женат на эстонке и жил в Эстонии. И. Северянин перевел много стихов эстонских поэтов на русский язык.
Возвратясь в Таллинн, Ойнас, прощаясь с нами, непременно хотел дать на чай нашему шоферу Новожилову. Тот ни за что не хотел взять деньги, и они остались в машине. На следующий день Новожилов написал письмо Ойнасу. Неизвестно, каким чудом оно сохранилось в наших бумагах. Привожу его здесь целиком:
Здравствуйте многоуважаемый г-н Ойнас!