Детектив и политика. Выпуск 3, 1989

Скоро я узнала о существовании еще одной категории врагов Советского Союза — "невозвращенцев". В Москве я никогда о них не слыхала. В то время советские газеты о них не писали. Мне стало известно из эмигрантских газет — рижской "Сегодня" и парижских "Последних новостей" и "Возрождения", что "невозвращенцами" назывались советские граждане, работавшие в советских учреждениях за границей и отказавшиеся вернуться в СССР. В то время их было немного. Одним из первых "невозвращенцев" был Беседовский, советник полпредства в Париже, убежавший через забор полпредского сада в 1929 году. На собраниях в полпредствах этот поступок "клеймился позором" и рассматривался как черная измена родине и всему делу социализма. За это по закону 1929 года полагалась смертная казнь. Этот закон был усилен законом 1934 года, по которому к смертной казни виновника добавлялась коллективная ответственность всех членов семьи. Подразумевалось, что убить собственного отца, задушить жену, замучить ребенка и т. п. — меньшее преступление, чем отказ вернуться в счастливое отечество. Число "невозвращенцев" увеличилось в годы сталинского террора и после войны. Впервые на процессе 1949 года в Париже по делу "невозвращенца" Кравченко, автора нашумевшей книги "Я выбрал свободу", перед всем миром открылось истинное лицо "социализма в одной стране", как ни старались свидетели обвинения, сильно поддерживаемые коммунистической прессой, доказать ложность книги Кравченко и нечестность самого автора. С этой целью была даже прислана на суд бывшая жена Кравченко, но факты были так вопиющи, что автор выиграл процесс.

После бегства Беседовского панический ужас вызывал во всех советских учреждениях за границей объезжавший их представитель ГПУ Ройземан, проводивший жесткую чистку среди сотрудников. Мы встретили этого Ройземана случайно у полпреда в Берлине Хинчука. Высокий, худой, с неприятным желчным лицом инквизитора (вот, действительно, бог шельму метит), он презрительно говорил: "Не понимаю, что люди находят интересного в музеях? Зашел я как-то в Лондоне в этот Лувр, ничего интересного ровным счетом там не нашел".

Всем сотрудникам полпредства, кроме дипломатического персонала, были запрещены какие бы то ни было личные сношения с иностранцами и с гражданами страны, в которой они находились. Бедные люди изнывали, варясь в собственном соку. Низкий культурный уровень большинства из них способствовал пышному расцвету сплетен, всякого рода доносов, ябедничества и зависти. Склока была заурядным явлением почти во всех полпредствах и торгпредствах. В нашем полпредстве настоящей склоки никогда не было. Раскольников был еще видной политической фигурой и, кроме того, обладал большим личным авторитетом. Там же, где этого не было, процветали склока и доносы. Так, по доносу корреспондента ТАСС в Вене Черняка, бывшего секретаря Кагановича, полпред в Австрии А. Петровский был отозван из Вены. Случилось это в середине 30-х годов. Петровский после установления дипломатических отношений СССР с Венгрией был назначен туда. Возвратясь из Будапешта после вручения верительных грамот, он поделился своими впечатлениями в кругу товарищей. Неосторожно он заметил, что регент Хорти произвел на него впечатление человека очень умного и энергичного. Черняк, присутствовавший при этой дружеской беседе, донес Кагановичу, что полпред Петровский восхищается фашистом Хорти, и бедный Петровский после второстепенного поста на периферии исчез в годы террора. Полпреда в Италии В. Потемкина очень критиковали за то, что он поддерживал личные отношения с Муссолини. На его письменном столе стояла фотография дуче с дружеской надписью.

Охрана полпредства была целиком в руках представителей ГПУ. Они создавали атмосферу осажденной крепости и постоянно старались держать начеку всех сотрудников — ведь полпредство находится во "вражеском окружении", и каждую минуту белогвардейские или фашистские провокаторы могут совершить нападение на нас. С целью проверки бдительности устраивались внезапные "тревоги". Вдруг среди ночи слышался сигнал, по которому все должны были немедленно бежать на заранее предназначенные им позиции. Особенно охранялся шифровальный отдел — за железными дверями и окнами с решеткой.