После наскоро выпитого кофе Федя показал мне, как он называл, "твои владения": приемные залы полпредства и нашу частную квартиру. К первым относились: просторный кабинет полпреда с непременными портретами вождей на стенах, с библиотекой, большим письменным столом, кожаным диваном и кожаными креслами, салон, столовая, большой белый зал. Частная квартира полпреда находилась в противоположном конце дома. Она состояла из пяти комнат, обставленных с буржуазной уютностью.
От предшествующего полпреда А.М. Петровского нам в наследство досталась его кухарка Марфа Ивановна, пожилая русская женщина, всю жизнь прожившая в Эстонии. Меня поразило обилие пищи после откровенно голодного существования в Москве. По заведенному женой Петровского порядку после утреннего кофе с булочками, маслом, вареньем, медом в полдень подавался завтрак: омлет, ветчина, шпроты, кильки, сыр и прочее. В пять часов обед: закуски, суп, рыба или мясо с гарниром, десерт. Наконец, в девять часов ужин. Нам с Федей такое обилие показалось излишним, и я упразднила второй завтрак, перенесла обед на три часа и упростила ужин.
Состав полпредства в Таллинне в то время был очень симпатичен, я нашла там самый теплый прием. Первый секретарь Михаил Васильевич Буравцев — человек умный и тактичный. Он был создан, как писали эстонские журналисты, чтобы "опровергать наличие террора в СССР". Раскольников любил и ценил его. Жена Буравцева Евгения Донатовна, "гордая полячка", сперва попыталась соперничать со мной, но скоро оставила это и помогала мне первое время в устройстве приемов, моей экипировке и т. д. Старый народоволец Александр Александрович Машицкий, очаровательный старик, хотя с характером довольно ершистым, занимал должность генерального консула. Его жена, кроткая, терпеливая Верочка, старалась смягчать часто резкие выпады своего мужа. В 1931 году Машицкий вышел на пенсию и с Верочкой уехал в СССР. В один из наших приездов в Москву он пришел к нам в особняк Наркоминдела на Спиридоновке и, стоя со мной на балконе, шепнул мне: "Не спешите, Музочка, вернуться из-за границы, здесь адская жизнь". Военный атташе, элегантный и веселый Владимир Николаевич Курдюмов и его жена Мария Алексеевна составляли чету очень дружную и сердечную. У них была собака, ирландский сеттер по кличке Манон, нежное и ласковое создание. Был еще торгпред Дедя, простой, не лишенный юмора человек. Это был дипломатический состав полпредства. Дальше шли секретари консульства, завхоз Банкович, шифровальщик Костя Рыбов, две секретарши, несколько человек в торгпредстве, три или четыре курьера охраны из кадров ГПУ.
Из окна нашей спальни, выходившего на узкую малолюдную улицу, видна была бакалейная лавочка. Каждое утро, в половине восьмого, пожилой серьезный эстонец открывал ставни и двери своего магазина. В витрине располагались многочисленные сорта сыра, колбас, ветчины, горы консервов: знаменитые рижские шпроты, серебристые ревельские кильки, копченые угри, лососина. Огромное количество овощей и фруктов. Я просто диву давалась. В жизни своей я не видела такого изобилия. И все это в маленькой заурядной лавчонке! В карликовом государстве! Здесь я впервые увидела и попробовала апельсины и бананы.
Скоро в центре Таллинна я увидела магазины гораздо более роскошные, но настоящей ослепляющей роскоши больших европейских городов в Эстонии я не видела. В Таллинне, больше чем обилие невиданных вещей в магазинах, чистота и порядок улиц и площадей, меня удивляла спокойная вежливость и любезность людей на улицах, в магазинах, на пляже. Никто не толкался, не старался протиснуться вперед. Не было вдруг вспыхивающих ссор из-за пустяков, обычного хамства, что так часто отравляло жизнь в Москве. Здесь люди жили обыкновенной жизнью со всеми трудностями, заботами, несчастьями, печалями и радостями человечества. Никто не призывал осуществлять пятилетку в четыре года, искоренять "как сорную траву отрыжки проклятого царского режима". И от этого жизнь казалась спокойнее и свободнее.