Детектив и политика. Выпуск 3, 1989

Бухарин. Собственно, признание Крестинского стало кульминацией процесса… Тем не менее каждый из нас — не те провокаторы, которых посадили вместе с нами на скамью подсудимых, а истинные ленинцы — старался защищаться: диким самооговором, признанием заведомой, легко опровергаемой лжи, интонациями даже — если вы послушаете пленки и посмотрите фильм, который тайно снимала сталинская группа, вы убедитесь в правоте моих слов… Я предложил следствию компромисс: взамен того, что признаю все предъявленные обвинения, в последнем слове все же скажу то, что считаю нужным… Я был вынужден пойти на компромисс не только потому, что речь шла о жизни жены и детей… Близких… Друзей… Учеников… Я пошел на компромисс потому, что Ежов сказал: "Будете молчать — докажем, что именно вы организовали покушение на Ленина! Вы ж с ним спорили! Спорили! Именно вы и Дзержинский были самыми неукротимыми во время Брестского мира! И Дзержинского замажем, если откажетесь признать свою связь с Троцким! И проведем процесс против Ленина, разоблачим его немецкое шпионство — даю слово, сможем провести!" Я знал — теперь смогут… Но вчитайтесь в мое последнее слово! Пожалуйста! Оно же все построено на междустрочье и недоговоре… Вы же слышали, сначала я взял на себя всю ответственность за "правотроцкистский блок"… Но дальше! Дальше! Слушайте: "Я считаю себя ответственным за величайшее и чудовищное преступление перед социалистической родиной и всем международным пролетариатом". Точка. Итак, я виноват? Да. Я позволил Сталину взобраться на верхушку пирамиды и не нашел в себе мужества убить его, когда понял, что он — контрреволюционер, предатель дела Ленина. Я потом был вынужден произнести вписанную мне фразу — я, кстати, торговался с Ежовым за каждое слово, каждую запятую — "Считаю себя ответственным за вредительство", но следом я все же произнес: "Хотя я лично не помню, чтобы давал директивы о вредительстве". Я сказал: "Прокурор утверждает, что я наравне с Рыковым был организатором шпионажа, какие доказательства? Показания Шаранговича, которого я не слыхал до обвинительного заключения… Я категорически отвергаю свою причастность к убийству Кирова, Менжинского, Куйбышева, Горького и Максима Пешкова"… Если я отверг обвинения во вредительстве, шпионаже и терроре, то в чем же я виновен? За что прошу в этом же последнем слове покарать меня? Сам прошу — не Вышинский?!

Вдумайтесь в смысл следующих моих слов: "Голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением психологии. Исторические примеры такого рода перерождения известны, стоит только назвать Бриана, Муссолини…" Муссолини был редактором самого левого социалистического журнала "Аванте". В партию его рекомендовала великая революционерка Анжелика Балабанова… Но Муссолини захотел стать дуче, то есть вождем, и он предал социализм, отшвырнул его ногой, посадил в тюрьмы своих товарищей по партии, объявил их врагами нации и стал фашистом. Похоже, а?! Слушайте дальше: "И у нас — я имею в виду партию, страну — было перерождение, которое привело нас — страну, партию, Сталина — в лагерь, очень близкий по своим установкам к своеобразному кулацкому, преторианскому фашизму"… Как "лидер" правых, я употребил слово "кулацкий"! Но ведь смысл фразы сокрыт в ином, в "преторианском фашизме"! Тот, кто знает историю, должен понять, что "преторианцы" — это личная охрана античных тиранов, дорвавшихся до власти путем удушения республики и убийства тех, кто звал граждан к сопротивлению тирании… "Фашизм" — это синоним Сталина и его ежовых, молотовых, Кагановичей и берий… Именно так, фашизм… Вы слышали показания Ягоды, когда он говорил, что я приказал ему протащить в ГПУ моих людей — начальника секретно-политического отдела Молчанова, а также Миронова, Шанина, Прокофьева… Фашизм — это неуважение к Личности… Только не уважая Личность, можно вписывать Ягоде эдакие откровения! Ведь именно Молчанов заставил Пятакова и Радека назвать меня на процессе тридцать седьмого года "троцкистом и диверсантом"… Геббельс призывал: "Лги, лги, что-нибудь да останется!" Увы, это правда! И если вы, собравшиеся в этом зале, не сможете или не захотите понять то, что я сейчас прокричал, вас всех ждут чудовищные испытания… Чудовищные…

ЗАТЕМНЕНИЕ, ДОЛГАЯ ПАУЗА. НА ПРОСЦЕНИУМ ВЫХОДЯТ МУЖЧИНЫ, ЖЕНЩИНЫ, ДЕТИ, КАЖДЫЙ НАЗЫВАЕТ СЕБЯ:

— Я, маршал Блюхер, погиб в кабинете Берии…

— Я, Сергей Королев, академик, провел пятнадцать лет в сталинских лагерях и "шарашках"…

— Я, вдова Рихарда Зорге, меня отравили в сталинском лагере…

— Я, Юра Каменев, мне пятнадцать лет, меня расстреляли в сталинском подвале…

— Я, академик Сергей Вавилов, меня замучили в сталинских застенках…

— Я, Всеволод Мейерхольд, режиссер, меня забили в сталинских застенках…

— Я, Паоло Яшвили, поэт, меня расстреляли в сталинских застенках…

— Я, академик Туполев, меня истязали в сталинских застенках…

— Я, маршал Рокоссовский, меня истязали в сталинских застенках…

— Я, Осип Мандельштам, меня замучили в сталинских застенках…

— Я, член Политбюро Вознесенский, меня замучили сталинские изуверы…