Дети

– Мой многоуважаемый, достопочтенный господин, я чрезмерно осчастливлен тем, что вы желаете продолжать нашу дружескую беседу на хорошо известную, дружескую тему. Но меня огорчает одна из наших пословиц: «Правдивое слово не может быть приятным, приятное слово не может быть правдивым». Я польщен, что именно мне выпала честь представить эту древнюю пословицу вашему столь почтенному вниманию. – Тут он остановился и вдруг спросил кратко, совсем другим тоном: – Вы хотите открыть дело в Маньчжурии?

Мистер Кларк вздрогнул от неожиданности.

– Прежде чем ответить, я должен обратить ваше внимание на то, что я еще ничего толком не узнал от вас о состоянии местного рынка. Вы мне так мало сказали.

– «Сказал»? – с ужасом воскликнул мистер Ся. – Разве я «сказал» что-либо? Благоразумные люди никогда не говорят о текущих делах. Прошу вашего снисхождения и приношу мои смиренные извинения, но я не помню, чтоб я «сказал». В моих намерениях не было что-либо «сказать» о текущих делах местного рынка. Это могло лишь послышаться…

Мистеру Кларку надоело всё это. – Послушайте, – перебил он. – один вопрос: советуете ли вы вкладывать капитал в маньчжурский рынок?

– Я? Советовать? – мистер Ся даже пошатнулся, как бы от удара. – Да сохранят меня боги от такого самомнения, давать советы людям неизмерно мудрее и почтеннее меня самого. Вы сказали это, конечно, в шутку, мой достопочтенный господин. Я очень несчастен, если я произвожу впечатление человека, который дает советы. Но есть еще одна китайская пословица, которая на практике неизменно оказывается верной – вот уже тысячелетия! – на нашей земле: «Хочешь жить спокойно, не делай ничего».

– Но вы не можете говорить это серьезно. Разве можно жить, прилагая эту пословицу к жизни?

– О, есть еще одна пословица, тоже очень старая: «Если есть сухопутная дорога – не езди по воде», – и мистер Ся, вздохнув, совершенно закрыл глаза и крепко сжал губы, как бы давая знать собеседнику, что разговор окончен, и у него уже не осталось больше пословиц.

Глава четырнадцатая

И Лида тоже бывала в обществе, но в своем кругу, среди русских эмигрантов. Эти люди не изменили своих социальных привычек, то есть всякий, кто имел если не дом, то комнату или только угол, принимал гостей, во всякое время, когда бы кому ни вздумалось к нему зайти. При появлении гостя, хотя бы и совершенно не ко времени, русская дама сейчас же прекращала стирку, отставляла в сторону ведро с помоями, метлу или утюг, и превращалась в любезную хозяйку. Она улыбалась той самой приветливой улыбкой, как когда-то в столице, в своей гостиной, и начинала готовить чай. Качество и количество угощения менялось в зависимости от материального положения, вернее, от степени бедности в доме, но манеры и разговор были прежнего высокого столичного тона, не снижаясь с привычного уровня. Говорили о музыке, литературе, политике, о светлом, хотя и отдаленном, будущем человечества, и, конечно, о детях, там, где они имелись. Дети вызывали большое беспокойство: они переставали походить на родителей. У них уже не было большой устойчивости принципов и, главное, разнообразия духовных интересов. Они вырастали на чужбине, питались хлебом других народов. Они приспособлялись. Инстинкт самосохранения толкал их на легчайшие пути, отсюда – понижение культурного уровня во имя практического подхода к жизни. Они хотели ассимиляции. В Китае они стремились подражать приезжим или живущим американцам и европейцам. Они постепенно отходили, отдалялись от родителей. Изучая успешно и старательно иностранные языки, как важное средство для борьбы за существование, они становились небрежны к своему родному, и постепенно теряли к нему чутье. Но всё еще то здесь, то там появлялся молодой русский талант, – поэт, музыкант, певец, ученый, изобретатель – и это на время успокаивало старое поколение: преемственность русской культуры, ее поступательное движение продолжалось. Русская интеллигенция еще дышала.

Всякий талант встречался с восторгом. Им гордились. Сейчас же пускался в ход подписной лист: на покупку книг для таланта, на аренду пианино или скрипки, на плату за учение, на билет заграницу. И эти жертвы не были напрасными: не мало гуляет по свету талантов харбинского происхождения.

Лида посещала преимущественно русские культурные круги в Харбине и внимательно вслушивалась в разговоры;