– Ты здесь, Лида? – спросила Глафира. – Мы потеряли тебя. Пора домой. Мушка уже засыпает.
Домой возвращались, конечно, пешком. Сергей Орлов шел с Лидой, провожая ее.
– Искусство требует принесения в жертву всего остального, всей жизни, – говорил он.
Глафира, заявлявшая всегда, что не имеет никакого отношения к искусству, что будет просто домашней хозяйкой, и что даже теперь, в молодости, она может читать книгу, слушать музыку, вообще наслаждаться искусством лишь тогда, когда подметен пол, вымыта посуда, словом, закончена вся домашняя работа, иначе мысли о беспорядке не дают ей покоя, – Глафира, смеясь, спросила:
– Расскажите же нам, Сережа, как далеко вы зашли в аскетизме и в приношении жертв для музыки.
– Я могу жить три дня без пищи, – совершенно серьезно начал он, – я могу жить сутки без воды…
На это Глафира опять рассмеялась.
– Однако, как это сокращает расходы. А как долго вы можете жить без музыки?
– Без музыки? – Он даже остановился. – Ни одного дня…
На углу неподвижно стоял человек, глядя на звездное небо.
Они узнали поэта.
– Игорь! – воскликнула Глафира. – Что вы так смотрите в небо? Потеряли там что-нибудь?
– Нет, нашел, – отвечал поэт, – Посмотрите туда, – и он показал по направлению созвездия Большой Медведицы. – Вот на той далекой одинокой звезде живет бог китайских поэтов, мистер Wen Ch‘ang. Он, между прочим, бессмертен. Обычно он одет в длинный синий халат. Он ходит медленно, он презирает всё, что делается наспех. Если он устает ходить, то ездит на своей лошади. У него белая лошадь. У него также двое слуг; имя первого «Глух, как Небо», второго «Нем, как Земля»… он хотел таких, чтобы они не могли выдать секретов, как творится поэзия, недостойным людям, ради выгоды…
– Боже, какие подробности! – смеялась Глафира.
– Но в этом глубокий смысл! И как это красиво! – восхищалась Лида. – Откуда вы узнали это?
– У меня есть друг, – объяснил Игорь, – он китаец, поэт и философ. Мы делимся нашими знаниями…
– А кто живет там, в созвездии Малой Медведицы, – интересовалась Лида.
– Там? Там живет Мистер Старый – Человек – Южного Измерения.
– Как он выглядит?
– У него очень высокий лоб, длинная и узкая белая борода. Это – бог долгой жизни. У него есть особая книга, куда он вносит запись о каждом рождении и сейчас же придумывает и обозначает, как долго родившемуся полагается жить. Своим записям он ведет строгий учёт.
– Но неужели нельзя изменить срок, как-нибудь?
– Никогда! – отвечал Игорь строго. – Старый господин любит порядок и покой. К тому же, он несколько ленив: он никогда не переделывает наново своей работы.
– Пойдемте! Иначе мы замерзнем здесь на углу! – протестовала Глафира. Но, взглянув на поэта в его легком старом пальто, она участливо добавила:
– Жизнь тяжела для поэтов в наше время.
– Жизнь была всегда тяжела для всех поэтов, у всех народов и во все времена, – отвечал он, – Наше время для поэта ничем не хуже и не лучше, чем все другие.
Глава пятнадцатая
– Мистер Райнд, вы любите искусства? – как-то раз спросила Даша.
– Искусства? Какие искусства?
– Искусства вообще. Изящные искусства.
– Если в небольшой дозе, ничего не имею против.
– Так пойдемте со мной в Клуб Трудящихся. Вы познакомитесь там с искусством пролетариата, – Это нечто новое? Еще невиданное и неслыханное?
– Нет, этого нельзя сказать. Но наше искусство во многом отлично от буржуазного. Мы отбрасываем всё, что не отвечает нашим идеям и нашему социальному заказу. У нас искусство должно служить моменту, быть выражением нашей жизни и нашего строительства. Должно объяснять и учить. Мы не поощряем индивидуалистических…
– Постойте, постойте, товарищ Даша! – смеясь, взмолился мистер Райнд. – Пойти посмотреть я согласен, но слушать ваши лекции отказываюсь.
– Что ж, я могу замолчать. Я только хотела сказать, что задача нашего искусства – радовать и поддерживать тех, кто строит новую жизнь. Впрочем, я мало изучала этот вопрос. Я могу ошибаться, – призналась Даша. – Но я очень люблю стихи и пение.
– Согласен, ведите меня в клуб, – смеялся мистер Райнд. – Пусть и меня согреет пролетарское искусство, если я поддаюсь согреванию.
На следующий день, вечером, они отправились в клуб местной коммунистической организации, хоть она и не называлась так открыто. Даша пояснила, что, в виду давления со стороны японцев, некоторое время будут даваться программы исключительно артистические, без речей и без обсуждения текущих вопросов экономической и политической жизни. Полиция в то время присутствовала на всех собраниях клуба. Задача состояла в том, чтоб избегать столкновений с полицией.