– Что ж, матушка-игуменья, – осмелилась одна, – вы девице этой особое счастье предвидите в жизни? Какое же? Судьбу необыкновенную? Славу? Богатство?
– Какое там счастье! – отмахнулась от них игуменья. – Да я не о том совсем говорю. Какое же счастье на земле возможно нынче? Я говорю, защищена она невидимой рукою от порока, зло не найдет к ней пути.
– А что же всё-таки вы ей предвидите, матушка? – не унимались старушки.
– Я ей предвижу чистую жизнь, добрую и христианскую. И она понесет тяжелую ношу, как полагается, по несовершенству человеческой природы: бедность, болезни, слезы, сокрушение – всё, как полагается. Но от злого духа не возьмет ничего: зависть, злоба, отчаяние, сумасшествие, самоубийство – это ее не коснется.
Наконец гости разошлись. Монахини бесшумно прибирали столы Дети отдыхали. В монастыре воцарилась тишина: в этот час не полагалось разговаривать. И матушка-игуменья собиралась было прилечь на минутку: в этот час, в праздник, разрешалось. Но вдруг она услыхала грубый окрик, и затем где-то громко захлопнулась дверь. Хлопать дверьми в монастыре – нарушение устава. Она двинулась на место происшествия навести порядок. Пожилая усталая монахиня была в коридоре.
– Что случилось? – сурово окликнула игуменья. – Это ты громыхаешь дверью?
– Матушка-игуменья, каюсь, захлопнула дверь. Сил моих нет: Мало народу было сегодня? Мало кормили нищих? Так вот только прибрались – лезет еще один, в неусловленный час. Есть просит!
– Где он сейчас?
– Я его прогнала.
– Не накормив?
Монахиня низко опустила голову и молчала.
– А ты не подумала… может, это был сам Иисус Христос… в образе нищего…
Монахиня как-то всхлипнула.
– Беги! – крикнула игуменья. – Беги на улицу! Смотри! Найди и проси сюда.
Монашенка бросилась вон искать нищего. Вскоре она вернулась.
– Пуста улица. Ну ни души нигде не видно. Исчез.
– Гм… – сказала игуменья.
Глава девятнадцатая
– Зачем он пришел? – в недоумении задавал себе вопрос мистер Райнд, глядя на гостя. Это был профессор Кременец. Казалось, им нечего было сказать друг другу, и начало визита проходило в молчании, которое, очевидно, нисколько не стесняло гостя. В том же грязном, поношенном костюме, он непринужденно сидел в кресле, с удовольствием куря сигару, предложенную мистером Райндом. Сигара была хорошая. Гость наслаждался ею. Его глаза были полузакрыты и он, казалось, даже мурлыкал от удовольствия.
– Может быть, он голоден, – размышлял мистер Райнд. – Я мог бы предложить ему пообедать. Но как явиться с ним в ресторан отеля? Его могут просто не впустить в таком виде. Просить подать нам обед сюда, что ли?..
– «Пиковая Дама» – самая популярная из опер Чайковского, по крайней мере, в России, – неожиданно сказал гость и еще неожиданнее для мистера Райнда добавил: – Могу я попросить вас одолжить мне вашу иголку?
– Иголку?! Какого рода иголку?
– Иглу для шитья. Я бы хотел пришить мой рукав. Он почти совсем оторвался.
– Боюсь, что у меня нет иглы, я не шью сам, – ответил мистер Райнд, стараясь не выразить голосом своего изумления.
– Так не разрешите ли вы мне позвонить и одолжить иглу у прислуги?
– Пожалуйста.
– Бой, – сказал профессор Кременец вошедшему слуге, – мне нужна игла и черная нитка, покрепче, чтоб вшить этот рукав, – Со слугой он говорил по-китайски, что, конечно, последнему было очень приятно. И слуга ответил почтительно:
– Могу я предложить мои скромные услуги, чтобы исправить рукав вашего почтенного пиджака?
– Благодарю вас, – ответил в той же учтивой манере профессор, – но у меня много свободного времени, тогда как вы, несомненно, переобременены работой.
Получив иглу и нитки, гость очень любезно попросил у хозяина разрешения снять пиджак и произвести починку в его присутствии. Получив разрешение, он деловито осмотрел рукав и погрузился в работу. Воцарилось молчание.
– Были ли вы когда-нибудь в Америке? – спросил мистер Райнд, чтобы прервать тяготившее его молчание.
– Как же, несколько раз, – ответил гость, вынимая большую черную пуговицу из кармана и исследуя на пиджаке место, откуда она оторвалась.
– Были ли вы когда-нибудь в Нью-Йорке?
– Как же, три раза! – и он занялся вдергиванием нитки в ушко иголки.
– Как вам нравится Нью-Йорк?
– Не нравится совсем. Старомодный город.
– Что? – воскликнул оскорбленный хозяин.
– Старомодный город, – произнес профессор громче.
– Что вы хотите этим сказать?
– Город, который не следует за последними тенденциями науки и требованиями жизни. – И он старательно – за отсутствием ножниц – откусил нитку, а затем, ловко скрутив на конце ее узелок, залюбовался им. – Отсталый город.
– Да? – сардонически спросил хозяин, оглянув гостя, его наряд, и усмехнувшись: – На чем же вы обосновываете ваше мнение? – И добавил, явно обиженный: – Я родился в Нью-Йорке.
– О, если вы родились в Нью-Йорке, я могу взять мои слова обратно.
– Наоборот, – обижался хозяин всё больше, – вы мне окажете услугу, если объясните, на чём основано ваше мнение.
– Если хотите. Какая сторона вопроса вас более интересует?
– Вы изволили заметить: в научном отношении.