Отец Лука принял священнический сан не так давно. Решение это явилось результатом его переживаний во время революции и гражданской войны. Рожден он был в богатой дворянской семье, учился в военном училище. Женился счастливо, по любви. Была у него дочь. Жили они в полном благополучии, и никто в семье не отличался особой религиозностью, скорее, наоборот: исполняя обряды, подсмеивались над обрядами и духовенством. Затем революция, гражданская война и беженство разрушили всё это благополучие. Но и тогда о Боге не думалось. Национальные и личные несчастья, желание вернуть всё обратно, восстановить прежнее – наполняли всю жизнь, для размышлений иного порядка, казалось, не было места. Но потом случилось нечто, что сразу изменило этого человека, заставив его бросить всё и погрузиться в духовную жизнь.
Спрошенный матерью Таисией, он поднял к ней свое склоненное до этого лицо и ответил:
– Господь любит человека. Он простит его.
– Но как же? Как же? – заволновался кое-кто из старых монахинь, словно у них отнимали что-то. Это были люди того старого склада, в котором не возникало сомнений о самой необходимости ада. Среди же более молодых, наглядевшихся на ужасы, последовавшие в России за революцией, на непомерные, невероятные человеческие страдания, появилась и всё возрастала уверенность, что Господь не станет налагать казней. Получался один из психологических парадоксов: благополучные люди веровали в ад, а очень много страдавшие прощали всем и отвергали его.
– Почему же простит? – посыпались вопросы.
– Потому что, – начал отец Лука и на мгновение опустил голову, прикрыв глаза. Лица его не было видно. – Потому что…
Внутренним взором, как при свете молнии, он увидел снова тот день, который сделал для него неприемлемой мысль о наказании. Тогда он был не отец Лука, а капитан Карпов Он увидел себя лежащим на полу в грязной и дымной юрте бурята. Белая армия была разбита. Остатки ее оставили город после боя в беспорядке. Он прятался в этой юрте. В городе у него остались жена и дочь. А через реку, в ясном морозном воздухе, вдали виднелся город. Что там теперь происходило? Ночью из города пробрался бурят и рассказал, что видел. Он видел, как вели на расстрел, с другими, и жену и дочь капитана Карпова. Девочка понимала, боялась, хваталась за мать, кричала и плакала. Всех расстреляли. Потом поснимали с них верхнюю одежду – уже наступили холода, а бедность везде была страшная – и поделили между собою.
– Кто расстреливал? – спросил капитан Карпов, вставая. Он взял свой наган, сосчитал пули. Имена и где кто жил, запомнил хорошо. Шел двенадцать часов, не замечая времени. Он шел мстить.
В город он проник незамеченным. Он даже подошел к избе, где жил один из убийц, рабочий со своей семьей. Вокруг было пустынно. На завалинке избы сидело дитя, девочка, много моложе его дочки. Она сидела скорчившись, и он видел ее со спины. На ней было серое пальто с вышивкой, и он узнал пальто своей убитой девочки. На пальто были темные засохшие пятна, по-видимому, крови, то есть, крови его ребенка! В злобной радости, в восторге, что нашел врага, он сжал револьвер в руке, целя в голову. В этот момент девочка обернулась. Он увидел испитое, жалкое лицо больного ребенка.
Он бросил револьвер. Жизнь его переменилась. Мстить? Кому? За что? Он понял, что корни зла глубоко уходят в прошлое, где все они переплетены, что все виновны, и единственный выход – простить. Он стал священником. Помня имена убийц, ежедневно молился о них. И когда ему приходилось в церкви читать… «и о ризах Его меташа жребий» – он видел серое пальто – и снова и снова прощал.
Это всё было видением, пронесшимся перед его духовным взором. И отец Лука еще раз ответил матери Таисии:
– Полагаю, Господь простит всех. Если человек находит силы прощать и молиться за врагов, такая молитва получит исполнение.
– Но как же грешники? О них сказано…
– Это мы и есть грешники, о коих сказано… Но кто же из нас – грешников – отчаивается в прощении?..
В конце стола зашептались старушки.
– И хороший священник, а поди ж ты! Сказано «скрежет зубовный» – кто же будет скрежетать, если всех простят? Эти новые священники, из светских, не доведут людей до добра!
– Да что вам-то, матери, жалко что ли, если грешников Господь простит? – заговорила игуменья. – Разве не молимся мы о том ежедневно в запрестольной молитве: «Но и отступившим от Тебе, и Тебе не ищущим явлен буди». Сами молитесь, а потом удивляетесь о своей же молитве!
Из молодых одна Лида заинтересовалась темой. Она слушала, очевидно, волнуясь. Затем, вспыхнув, застенчиво, но горячо стала на сторону отца Луки, сказав, что Христос «не вытерпит» и простит всех, как простил на кресте. Увидев, что она не сумела высказать своей мысли, она заторопилась, попрощалась и ушла.
Игуменья долго смотрела ей потом сказали.
– Эта девочка Богом хранима. Охраняет ее невидимая рука. Под пулями пройдет невредимо. Кто-то молится о ней на том свете…
– Пророчествует матушка-игуменья, – зашептались, заволновались старушки. – Слушайте, замечайте!
Но игуменья замолкла. Любопытство не было удовлетворено.