Дети

– Да. В биологическом. Подобные города способствуют дегенерации человеческого типа. Это уже научный факт. Психологически – они развивают жадность, зависть, ненависть. Экономически – они приносят дефицит стране, если принять во внимание содержание чиновников, полиции, тюрем, домов для умалишенных, приютов, больниц. Гигиенически – продолжительное пребывание в таком городе – угроза здоровью, прежде всего, нервной системе, – и он замолчал, пробуя, насколько крепко пришита пуговица.

– Хотите ли вы еще что-нибудь добавить?

– Если хотите. Такие города понижают уровень культуры: они вредны для талантов, невозможны для спокойной творческой работы вообще; они развращают простых и честных людей.

– И еще что-нибудь?

– Такой город – за исключением немногих кварталов – уродлив безобразен, грязен. Он оскорбляет глаз. Он также вульгаризирует язык. Во время войны – это самое опасное место для населения.

Помолчали.

– Хотели бы вы еще что-либо услышать? – любезно осведомился профессор.

– Нет, благодарю вас, – сумрачно ответил хозяин.

– Не за что, – слегка поклонился гость. Шитье было закончено Он с удовольствием встряхнул свой пиджак и затем надел на себя, проговорив:

– Теперь ничего нельзя возразить против моего костюма: я иду сегодня в оперу. – Затем он встал, любезно поклонился мистеру Райнду и спросил:

– Могу я иметь удовольствие – пригласить вас быть моим гостей и пообедать со мною сегодня здесь в ресторане?

– О… – замялся мистер Райнд, – я также иду с моими друзьями сегодня в оперу.

– Но обедаете вы одни?

Ничего больше не оставалось, как принять приглашение.

Вопреки его опасениям, появление профессора в зале ресторана не удивило никого. Более того, с ним раскланивались, его приветствовали знакомые, и в их обращении с ним чувствовалось уважение. Прислуге тоже, как видно, его знала и оказывала ему бо́льшее внимание, чем остальным. Это был Китай, а в Китае ученому всегда оказывается почтение, как бы бедно он ни был одет. И для русских репутация ученого имеет бо́льший вес, чем деньги или высокое служебное положение.

Обед прошел чрезвычайно приятно. Профессор был оживлен, внимателен, учтив и остроумен. Выпив вина, он стал сантиментален и перешел на личные темы.

– Природа расточительна, – говорил он. – Всюду у нее перепроизводство. Но каково это для человека! Все билеты розданы, все роли распределены, и остаются те, кому нет места даже среди зрителей. Я принадлежу к этому классу. Седьмой ребенок моих родителей третий муж моей жены, второй отчим ее сына. Специалист по наукам названия которых даже неизвестны широкой публике. Знаток языков на которых неизвестно кто говорил тысячелетия тому назад. Всюду обошлось бы и без меня. Я не понял этого сразу и в молодости приобрел, было, привычку оглядываться кругом – не освободилось ли где место. Увы, безуспешно! – и он замолчал.

Мистер Райнд вздохнул из сочувствия. Он думал, что пауза являлась подходящим моментом для выражения соболезнования по поводу судьбы собеседника, но не находил подходящих слов. А между тем профессор просиял лицом и сообщил:

– Отсюда то счастливое состояние духа, которое теперь сделалось для меня обычным. Мистер Райнд, вы видите перед собой совершенно счастливого человека! Я потерял родину, общественное положение, родных, друзей, рукописи моих работ, все имущество – и с ними всякую ответственность. Я приобрел этим полную свободу. Я, мистер Райнд, наслаждаюсь жизнью, каждым ее мгновением. Будучи уже не призывного возраста, я не вызывал к себе интереса тех, кто набирает армии. Никем не призванный к несению обязанностей, я не заинтересован лично в исходах политических столкновений.

Мистер Райнд подумал, что профессор, вероятно, подшучивает над ним.

– Но, позвольте, – сказал он, – помимо политических задач, есть и другие. Вас не привлекает общественная работа гуманного порядка, миссионерство, благотворительность?

– По точному подсчету сейчас действует в мире девять миллионов организаций, обществ и групп религиозно-гуманно-благотворительного характера. Боюсь, что и там уже обойдутся без меня.

Подали кофе. Выпив чашку с большим удовольствием, профессор, по-видимому, счел нужным как-то извиниться за свое необычайное счастье.

– Я не всегда был так счастлив, конечно. Я долго работал над собою. Я сам создал себя и затем выпустил на свободу.

Мистер Райнд подарил его каким-то нерешительным взглядом, не сказав ничего.

– Гигантский труд! – убеждал его профессор. – Отделиться от человечества, уничтожить в себе раба и научиться радоваться каждому мгновению жизни.

Глава двадцатая

Жизнь супругов Питчер, если смотреть на нее со стороны, была самая завидная. Прекрасный дом. Полная финансовая обеспеченность. Мистер Питчер застрахован в пятьдесят тысяч американских долларов; миссис Питчер – в двадцать пять. И дом застрахован и обстановка (от огня, бури, наводнения, землетрясения, краж). Жизнь их текла спокойно, ровно, без событий. Это была научно-гигиеническая жизнь. Не счастье, не погоня за ним, – комфорт был идеалом супругов Питчер.