Дети

– Подайте, ради Христа! Ради мучеников святых страстотерпцев, живот на поле брани положивших…

– Постой! – остановила его миссис Питчер. Она снова обратилась к туловищу.

– Но почему вы так живете? Раз вы были изуродованы на войне, вам должна быть пенсия… Правительство и общество…

Тут загалдели, загудели все нищие:

– С луны свалилась! Пенсия! Это от какого же правительства? От какого же общества? – в голосах этих слышалось недоброжелательство, нарастающее негодование:

– А еще русская! Где же ты была все это время, матушка? Не знает ничего про нашу русскую жизнь. Пенсия! – передразнивали ее на все лады. – Слышь, от правительства да потом еще и от общества! Надела меховое пальто, тепло ей, вот и забавляется – расспрашивает…

– Эх, матушка! – заговорила одна старушка. Растолкав толпу, она стала вплотную к миссис Питчер. – Нынче один Бог у нас остался. Нету нам правительства и никакого нету обчества. Ну, есть кое-кто верующий, тот и бросит копеечку. А ты, голубушка, чем расспрашивать, дала бы, милая, рублик на все наше тут нищенство, а сама бы шла с миром домой.

– Даст она тебе, как же! – заговорили вокруг.

– Такая чистенькая дамочка скорее позовет полицию.

Миссис Питчер один доллар дала старухе, а другой бросила в коляску и поспешно ушла из церковной ограды.

Немного успокоившись, она пошла медленно, раздумывая над тем, что ее более всего поразило. Эти люди не были в том безнадежном состоянии духа, какое испытывала она. Разрушаемые физически, они не были подавлены духовно. Она же, как сказал доктор, была благополучна физически – почему же она больна душою? Где причина? Где помощь? Где выход?

Проходя мимо другой церкви, мимо собора, где также шла служба, светились окна, и где нищие тоже стояли на всех ступенях крыльца, она уже не вошла в ограду. Она лишь остановилась на минуту, посмотрела вверх, на купол и крест, и горько обратилась к Богу: – «Скажи, чего Ты от меня хочешь?»

Дальше она шла по освещенным улицам, останавливалась, глядя в окна магазинов. Ничто не привлекало ее, ничто ей не нравилось. Ее все сильнее охватывала глубокая грусть, обволакивая, как туман, двигаясь за нею, как туча. «Конечно, все кончено – я не хочу жить. Жизнь мне в тягость. Ничего мне не нужно. Ничего больше. Ничего».

Перед книжным магазином миссис Питчер опять остановилась. Здесь она покупала медицинские книги. Она машинально вошла внутрь Приказчик, увидев и узнав ее, сообщил, что из новых медицинских книг пока получена одна, из Москвы, о шизофрении. Пока он завертывал для нее покупку, она машинально рассматривала книги на прилавке. Раскрыв одну из них, она прочла слова, которые вдруг проникли в ее сознание, оставив там мучительную загадку: – «Разлюбив человека, я лишился вселенной»…

– Что? – сказала она вслух, быстро захлопнув книгу. «Разлюбив человека, я лишился вселенной!» Может быть, это… может быть, это и есть всему причина? Кто сказал это? Она искоса взглянула на обложку: Бальмонт. Она еще помнила это имя, когда-то в молодости читала его стихи.

Взяв книгу о шизофрении, миссис Питчер направилась домой. Она шла и думала о Бальмонте.

Она вообще не любила поэтов, давно не читала стихов. Она не умела войти в их поэтический мир, увидеть их глазами. Поэзия казалась ей притворством, царством лжи. Поэтическая метафора часто оскорбляла ее трезвый ум, как нарочно придуманная насмешка над доверчивым читателем. Менее всего она стала бы искать в поэзии правды. Но это: «Разлюбив человека, я лишился вселенной»…

Почему слова эти так поразили ее? Вдруг, на мгновение, они обдали ее светом, подобно молнии. Какое они имеют к ней отношение?

«Разлюбив человека»… но кто же любит его? Разве возможно любить человека? Боже, Боже, Ты, создавший его, разве Ты его любишь? Нет, Ты прогнал его от себя, изгнал из рая. Ты не являешься ему, Ты не отвечаешь на его зовы, на его слезы, на его вопли. Ты оставил его, удалился от него до такой степени, что он перестает верить в самое Твое существование. Как же можно требовать от нас, чтоб мы любили друг друга? «Я лишился вселенной»… Да, все то, чем была мирная жизнь, разрушается, гибнет».

Домой она пришла поздно. Она опоздала к чаю. И хотя мистер Питчер знал, что она была у доктора, да еще так задержалась, он не кинулся к ней навстречу, с расспросами, – это не было в обычаях их дома.

Она нашла мужа и гостя, мистера Райнда, в гостиной. Подали чай, сливки, сахар, лимон, печенье и булочки. Все трое одинаковым движением развернули салфетки у себя на коленях. Пили чай не у стола, а в креслах, неподалеку от камина. Обменивались короткими фразами.

– Вы слышали о соглашении в Мукдене? – спросил гость.

– О, конечно – ответил мистер Питчер, и так как он уже ответил, миссис Питчер могла не говорить.

– Что вы думаете об этом соглашении? – спросил гость.

В ответ мистер Питчер повел плечами. Так как вопрос был обращен к нему, миссис Питчер опять могла не отвечать.

– Еще чашечку? – спросила она гостя, немного погодя.

– Пожалуйста.

Затем она спросила мистера Питчера:

– Еще чашечку?

– Пожалуйста.

И опять стало тихо, тепло и уютно в гостиной.