Дети

– За последние годы я почти не читаю газет. Меня отталкивают все эти ужасы, преступления…

Доктор опять помолчал.

– Вы работаете в саду?

– Нет.

– Но у вас есть сад? Кто работает в нем?

– Садовник. Китаец.

– Как его имя?

– Имя? – удивилась она. – Я не знаю его имени. Мы его называем «Садовник».

Они говорили еще с полчаса. Он задавал вопросы, а она отвечает. Перед ее глазами медленно развертывалась как бесплодная, безжизненная пустыня, ее собственная жизнь.

Доктор был по-прежнему холоден и строг. Это как-то даже оскорбляло миссис Питчер. «Обращается, как с вещью, – думала она. – Ему платят. Он должен высказать какое-то участие. Ведет себя, как судья. Я пациент, не подсудимый».

Наконец доктор взялся за конверты. Он подал их ей и сказал, что у нее не найдено никакой болезни, то есть никакой органической, физической болезни, подчеркнул он. Но ей грозит опасность со стороны внутренней, психической ее жизни. Ей нужно немедленно и коренным образом перемениться. Он предлагал ей критически взглянуть на себя самое. Посоветовал не бояться болезней, а лучше по-настоящему заболеть – и раз и два, – это научило бы ее наслаждаться здоровьем. Он осудил весь комфорт ее жизни. Ей полезнее было бы физически работать, и не для удовольствия или там для упражнения, нет, из необходимости. Ей хорошо бы стать бедной, зарабатывать кусок хлеба и волноваться не оттого, что она съела, а оттого, что есть нечего. Физическая усталость, голод и боль прогнали бы все ее теперешние фантастические волнения и страхи, и она, вероятно, быстро бы поправилась.

Она слушала и возмущалась: «вот это совет, вот это доктор». Он, конечно, угадывал ее чувства.

– Но поскольку я не совсем верю, в радикальное изменение вашей жизни, испробуйте хотя бы полумеры: старайтесь наблюдать жизнь, читать о ней, интересоваться ею, принимать в ней участие. Ежедневно, после завтрака, длиннейшие прогулки пешком, во всякую погоду. Ходите по тем улицам города, где вы никогда не бывали. Пусть не останется в городе угла, куда бы вы не заглянули по нескольку раз. Разговаривайте с людьми, которых встречаете: с торговцами, прислугой, нищими…

– Но позвольте, – перебила она, – все это не в моем характере. Это не облегчит меня, а затруднит. Вы мне советуете именно то, к чему у меня отвращение. Боюсь, непреодолимое. Скажите, доктор, что будет, если я ничего этого не сделаю, если я стану жить, как прежде?

– Видите ли, – начал он как-то очень осторожно и медленно, – есть различные нервные и душевные болезни… довольно тяжелого свойства… иногда трудно излечимые, если запущены, иногда неизлечимые… Зачем же идти в этом направлении, если есть еще возможность избежать? Вы говорите – это трудно для вас. Но при серьезных болезнях не рассуждают о невкусности лекарств, а прибегают к решительным мерам.

Он замолчал. Она встала, поблагодарила и ушла.

– Я попробую начать сегодня, – думала она. – Буду ходить по улицам до полной, до смертельной усталости.

Она шла и старалась смотреть на все и интересоваться всем. Но как? Но чем? Город за последние годы опустился, обеднел, стал грязен. Бульвары – все до одного, – по которым она шла, не имели права даже называться бульварами. Дома стояли в запустении. Давно-давно никто ничего не красил, не поправлял. Конечно, повсюду двигалась люд… Проезжали извозчики, рикши, иногда автомобили «Но, Боже мой, что мне до этого? Пусть идут. Ни. я им не нужна, ни они мне! Но эта бедность, – думала она опять. – Откуда это? Давно ли Харбин считался одним из богатейших городов Дальнего Востока. Он ведь центр очень богатой земли, плодоносной Маньчжурии. Здесь всегда хороший урожай, все по-прежнему работают, и вот почему-то все обеднели. И еще его называли «веселым». Я ехала сюда впервые, и кто-то, помню, сказал мне и мистеру Питчеру: «В Харбин? Веселый город!» Но вот я гляжу и не вижу, чтоб он был веселый. И это куда-то ушло!»

Вблизи она увидела церковь. Это была небольшая деревянная церковь пригорода, расположенная в саду. Но сад был пуст и гол зимою. Раздавался благовест к вечерне. Народ шел в церковь. Была суббота.

Она остановилась: не зайти ли в церковь? Но ей не хотелось. – «Боже, как мне ничего больше не нужно! Боже, как я никому не нужна!» И все же решила: раз надо лечиться – пойду.