Дети

Вдруг тихий осторожный стук раздался у двери. Хайкануш встала и, тихо подойдя к двери, отворила ее. Несколько темных фигур скользнули в комнату, и дверь так же бесшумно закрылась. Никто не произнес ни слова. Чиркнула спичка и осветила лицо высокого человека необыкновенной и странной красоты: лицо аскета с горящими счастьем глазами. Это был священник. Он молча дал каждому по восковой церковной свече. Все поочередно зажигали ее друг у друга, став тесным кругом, прикрывая свечу ладонями, заслоняя телом своим мерцающий свет, чтоб из щелей окон случайно его не увидали снаружи. На малом пространстве ютился этот светлый круг, отгороженный телами людей от внешнего неверующего мира. Все молчали. Но вот священник воскликнул что-то, и все вздрогнули. Хайкануш зарыдала от счастья: родился Христос!

Он родился для них именно здесь, именно сейчас, в этот момент, в этой тайне, в этом кругу света, в доме вдовы Хайкануш, которая задолго до того приготовилась встретить Его, очистив тело постом, молитвою – душу.

Все радостно запели древнюю молитву. Затем, поздравив находящихся в доме, священник и певчие ушли совершать то же чудо в других домах.

Когда на столе вспыхнула лампа, она осветила уже другую комнату, других людей, иное настроение: все были шумно радостны.

Лида развертывала принесенные пакеты. Хайкануш расставляла посуду. Мистер Райнд старался завести с мальчиками более близкое знакомство.

Это был незабываемый ужин.

После изнурительного поста Хайкануш ела очень мало и осторожно, но с каким благолепием, с какой благодарностью за то, что еще раз дожила до великого праздника.

Когда Лида и мистер Райнд собрались уходить, вдова сказала Лиде:

– Переведи господину, что я тебе сейчас скажу.

Сначала она поблагодарила его за посещение, за внимание и подарки, потом прибавила:

– Господин! Вы знаете о моей скорби о детях. Не осуждайте меня вместе со всеми. Мое сердце разрывалось от боли, когда я решала их судьбу. Детям нужна сильная рука и строгое сердце отца. Я – бедная, покинутая всеми неграмотная женщина. Я люблю моих детей, но одной любви недостаточно. Сама ничего не знаю – чему я могу их научить? Как зарабатывать хлеб? Голод – губитель молодых душ. Я рисковала пустить в мир восемь уличных девушек и трех разбойников. Я решила отдать моих детей тем, кто захочет взять их, чтобы научить их работать и жить. Таких мест, где детей берут, мало. Я просила, я ждала – никто не пришел за ними. И вот я их отдаю туда, где учат работать, а остальное – на то Божья воля!

Глава двадцать третья

Накануне Крещения Глафира и Лида решили погадать. Галя отказалась, она, как будто бы, не интересовалась своею судьбой или уже знала о ней самое главное. Мушка была еще мала.

В сумерки обе вышли из дому и направились в разные стороны – спросить у прохожих имя суженого.

Увидев русского пешехода, Лида нерешительно двинулась ему навстречу и, поравнявшись, застенчиво спросила:

– Простите, что беспокою вас: как имя моего жениха?

Прохожий засмеялся.

– Затвердила баба про Якова! Третий раз сегодня меня спрашивают. Ну, пусть жених твой будет Яковом, лисичка!

Лида охнула, крикнула спасибо и побежала. Сердце ее сильно стучало. Яков – по-английски – Джим. Это и было то единственное имя, которое она желала услышать. Сияя счастьем, прибежала она домой. Глафира же вернулась задумчивой, вошла медленным шагом и ни с кем не поделилась тем, что узнала.

– Похоже? Похоже? – добивалась Лида.

– Похоже, но невероятно.

Это был тот самый вечер, в который Лида с мистером Райндом встречали армянское Рождество у Хайкануш. Она вернулась в полночь, Глафира ожидала ее. На столе лежала лепешка.

Госпожа Платова делала все возможное, чтоб разнообразить жизнь детей, придать ей больше интереса. Сегодня она испекла на ужин соленые лепешки, чтобы ночью, ощутив жажду, дети увидели, как полагается в Крещенскую ночь, пророческие сны. Лида съела свою лепешку.

Эта ночь в доме Платовых была наполнена вздохами и сновидениями. Лида видела Джима, но смутно. Он стоял где-то далеко и говорил ей что-то, но она не могла понять, что. Томимая жаждой, она проснулась. Глафира тоже уже не спала и пила воду. Она принесла и Лиде стаканчик. Обе сидели на Лидиной постели, и между ними начался интимный разговор. Шопотом Глафира повествовала о своей любви.