Дети

Мистер Рэн приехал из Австралии два месяца тому назад, с намерением жениться. Ему нужна русская невеста. Его родители переселились из Харбина в Австралию, когда он был еще мальчиком. Теперь же он был, во-первых, английский подданный, во-вторых, обеспеченный человек. Родители написали в Харбин о намерении сына задолго до его появления и послали его фотографию. Невесты города ожидали его, готовились к встрече. Сколько интриг велось среди русских невест! Многие влюбились в него до его приезда. И Глафира влюбилась тоже, ей удалось увидеть его карточку. Познакомившись, она влюбилась еще больше, потому что он был милый, милый… Но – увы! – она не видела взаимности. Он всегда был окружен и занят. А после оперы, после «Пиковой Дамы», она уже и не надеялась. Он был с Первой Красавицей города! Вы помните, как она вошла? У ней была муфта из маленьких роз!.. Надежды растаяли. Глафира поделилась горем неразделенной любви пока только с Владимиром, написав ему в Шанхай. Лида была вторым человеком, кому она доверила тайну. Кончена жизнь! Собственно, не жизнь, Глафира не верила, что умрет от горя, но кончена надежда на счастье, мечта о любви. Придется остаться старой девой, не искать никого, сохранить в тайне верность первой любви.

Обе девушки всплакнули над этим решением.

– Ты не думай, – шептала Глафира сквозь слезы, – что это потому, что он – английский подданный, что у него есть паспорт. Нет. И не потому, что у него свой собственный дом, и автомобиль, и деньги, и служба… Поверь, я любила бы его и без всего этого…

Обнявшись, они сидели и тихо плакали, сладостно предаваясь своей молодой печали.

Утром, порассказав свои пророческие сны, вся семья собиралась в церковь. Одевались как можно теплее, предполагая идти с крестным ходом на Иордань.

После долгой обедни крестный ход двинулся от собора с крестами, хоругвями, под колокольный звон. К нему присоединялись по дороге крестные ходы других церквей. В этот день река Сунгари превратилась в Иордань. На ней возвышался прекрасный ледяной крест у свежеприготовленной проруби. Он был высок – пятнадцать футов – и сиял и сверкал на зимнем солнце, под голубым маньчжурским небом. Крест был высечен местным русским скульптором и украшен с замечательным мастерством и художественным вкусом барельефами. От него к небу подымался ореол преломленного солнечного света. Крестный ход подходил к нему под звон колоколов всего города. Это зрелище, эти звуки, эти колыхающиеся золотые хоругви – всё было полно необычайного величия. Трудно было подумать, что это – бедняки-изгнанники на чужой земле празднуют уже забытый многими народами праздник.

Митрополит начал богослужение – молебен об освящении воды, о даровании ей на этот день чудесных свойств: очищать, освящать, исцелять, изгонять зло, удалять грех.

Митрополит молился.

Это был небольшой старичок с кругленьким детски-невинным лицом. На нем светились два глаза, светились чистою верой, которая ничем никогда не была поколеблена и не знала сомнений. То, что Господь был на небесах, для него было так же очевидно, как и то, что сам он ходил по земле. Эта вера давала мир его душе, его молитвам, его словам. Видя мертвого, он помышлял о его воскресении, о воздвижении его к новой и вечной жизни; видя преступника и преступление, он возносился мыслью к уже совершившемуся искуплению. В мире темном и страшном он шел светлой тропой, всё спокойно созерцая, принимая, за все благодаря и благословляя.

На Иордани присутствовала многотысячная толпа. Только больные да малые дети оставались в этот день дома.

Митрополита окружало около пятидесяти священников. Наступил самый торжественный момент: троекратное погружение креста в воду. Пел хор, выпускали голубей на свободу. Люди плакали от беспричинной, светлой религиозной радости. Нашлись даже, несмотря на сильный мороз, охотники окунуться в ледяную освященную воду проруби.

Мистер Райнд глядел вокруг и удивлялся. Лида стояла около, очень взволнованная. Она видела, как мистер Рэн подошел к Глафире. И вот, сквозь толпу, поднимаясь на цыпочки, она старалась разглядеть, что происходит, там ли он еще, вместе ли они? Она не видела и волновалась.

Когда все вернулись домой, оказалось, что Глафира пригласила мистера Рэна к чаю. Тут Лида стала принимать все меры, чтобы родственники оставили Глафиру как можно дольше одну с гостем, а о себе заявила, что идет еще раз на Сунгари, полюбоваться ледяным крестом.

Берег Сунгари со стороны города – высок. Лида стояла и любовалась широким, открывшимся перед ней горизонтом. Заходило солнце, и оранжевый зимний закат постепенно темнел, заливая снеговую пелену земли и ледяную поверхность реки тихим мерцанием, легким дрожащим светом. Тут и там, на берегу и на льду реки гуляла небольшими группами молодежь. Всё было свежо, радостно вокруг, всё сияло, во всём было что-то упоительно прекрасное, умиротворяющее. Лида стояла, как в полусне, ни о чем не думая, отдыхая душой и любуясь. Вдруг она почувствовала, что кто-то тронул ее за руку. Она обернулась. Перед нею стояла Даша.