Дети

Она посмотрела на мистера Питчера. Со вчерашнего дня она не могла смотреть на него так, как смотрела прежде: ее охватывало чувство стыда за себя и, вместе с тем, чувство гнева против него.

– О чем думает этот человек? – спросила она себя.

Он сидел тоже в глубокой задумчивости, не видя зала, не слыша ни голосов, ни звуков настраиваемых инструментов. Он когда-то читал, а сейчас никак не мог вспомнить, о чем была эта «Пиковая Дама». Есть убийство, кажется, и игорный дом – но кто убивает, кого и по каким мотивам – он не мог вспомнить. В общем, стоит посмотреть. Конечно, лучше, если б без музыки…

Миссис Питчер не заметила даже, как началась опера. Только дуэт – «Уж вечер. Облаков померкнули края» пробудил ее к настоящему. «Последний луч зари»… и вдруг она вспомнила, что в молодости у нее был голос. Она пела этот самый дуэт на выпускном вечере в гимназии. Но почему потом она перестала петь? Ах, да, она вышла замуж за мистера Питчера. – Укрылась, укрылась! – думала она, а в ушах звучало: «угасает»… «догорает»…

Когда же начался третий акт, и у погасшего камина сидела старуха в чепце, отбрасывая страшную тень на стены, миссис Питчер показалось, что это она сидит, это ее показывают миру. Так будет через несколько лет. Но нет, и эта старуха была счастливее: у ней было прошлое… она могла вспоминать. А миссис Питчер?

… Mon coeur, qui bat, qui bat,
je ne sais pourquoi…

Стул был отодвинут без шума. Миссис Питчер встала:

– Я плохо себя чувствую, извините, – едва слышно произнесла она. – Я еду домой.

– О, пожалуйста, – и мистер Питчер встал и последовал за нею. А опера разливалась в звуках над трепещущим от волнения залом.

«Откуда эти слезы? Зачем они?..»

Как много женских сердец задрожало при этих звуках!

Лицо Лиды, одновременно полное счастья и печали, засверкало слезой: три недели нет писем!

Вся семья Платовых (они истратили американский доллар «марина» на билеты), сидевшая на самых дешевых местах, испытывала неземное блаженство. Все, кроме Глафиры.

«Ночью и днем только о нем
Думой себя истерзала я…»

Да, да, да! – думала Лида, но, стараясь себя поддержать, добавляла в утешение: – Я так могу петь! Когда-нибудь и я буду петь это же, в этой же опере!

Профессор Кременец более всего отозвался сердцем на арию Германа:

«Что наша жизнь? Игра!
Добро и зло – одни слова».

Мистер Райнд был очарован, хотя понимал далеко не все слова арий; чувства действующих лиц ему казались преувеличенными, музыка – слишком эмоциональной. Он был одним из тех, кто в искусстве ищет реализма: в литературе ему важен сюжет, в живописи – точность рисунка, в музыке он любил отчетливость темпа и всему предпочитал хороший военный марш. Кое-что из этих своих взглядов он и высказал после оперы профессору, добавив, что его девиз и в жизни и в искусстве – «ничего слишком».

Профессор Кременец был совершенно с ним не согласен. Он находил, что удовольствие и заключается в том, чтоб «перешагнуть обычную меру».

– Да, человеческие страсти… – сказал он, – в сущности, они, единственно, и украшают жизнь. Я имею право говорить так: вот уже двадцать лет, как я все приношу в жертву моей страсти и ничуть не раскаиваюсь.

– К науке? – спросил мистер Райнд.

– Нет, к карточной игре. Я – игрок. Я – пламенный, я – страстный игрок. Эта страсть – одна из самых всепоглощающих человека. Вы не найдете таких пламенных любовников, как пламенные игроки.

Тема эта была неприятна мистеру Райнду, воспитанному в убеждении, что о таких вещах вообще не говорят в обществе, тем более, мало знакомые между собою люди. Он попытался переменить тему. Но профессор Кременец посмотрел на него – прямо в глаза – испытующим взором и сказал:

– И вы также – игрок, мистер Райнд. Не уверяйте меня в противном. Вы – человек пригашенных, скрытых страстей. Вы играете тайно. Я же – явный игрок: карты мои на столе.

– Во что же я играю? – осторожно спросил мистер Райнд.

– О, это какого-то рода карьера, «бизнес», – небрежно ответил его собеседник. – Вы сами лучше знаете об этом.

Мистер Райнд больше не задавал вопросов.

Глава двадцать вторая

– Мистер Райнд, – сказала Лида, – угадайте, кого я встретила сегодня.

Лида виделась с мистером Райндом почти ежедневно в те часы, когда навещала госпожу Мануйлову в отеле. Обычно они сидели в гостиной у окна.

– Как я могу угадать? – ответил он. – У нас нет общих знакомых.

– Я встретила ту бедную армянскую вдову, которая – вы помните? – отдала всех своих девочек в католический монастырь, и у ней еще осталось три мальчика. Вы помните, мы ехали вместе?

– Прекрасно. Как она поживает?

– Она волнуется. Она не знает, что делать с тремя мальчиками. У нее пет ни образования, ни профессии. Она всегда была домашней хозяйкой. И мальчики тоже не могут зарабатывать. Вы их видели: они еще маленькие.

– И что же она решила?