Дети

Мистер Райнд ничего не возразил на это. Питчеры, сидевшие в ложе, хранили молчание. Они как-то неприязненно наблюдали царившее вокруг оживление. Чему радуются эти люди? Опера! Какая малость! Они, Питчеры, сидели здесь не ради удовольствия, не ища и не ожидая его. Они три раза в сезон выезжали в театр. Это было их общественной повинностью, как и то, что раз в месяц они давали обед и иногда отправлялись в гости.

Сегодня в этом посещении оперы было еще меньше комфорта, чем обычно, особенно для миссис Питчер. Собственно только тело ее, одетое соответственно хорошему тону, находилось в ложе, душа ее блуждала где-то в потемках, далеко-далеко.

В последние дни ей становилось все хуже. Она не могла даже вязать. В ней будто шевелилось что-то тяжелое, мучительное. Она с трудом поддерживала свой обычный внешний вид и достоинство. Временами ей вдруг ужасно хотелось начать кричать. Кричать, кричать, не останавливаясь.

И вот вчера…

Она сидела спокойно в обычный час, на обычном месте, когда в комнату вошел мистер Питчер. Он что-то поискал на столе и вдруг спросил:

– Какое число сегодня? Тринадцатое? Четырнадцатое?

Тот факт, что он зачем-то заговорил, что он спросил, что он сказал больше, чем просто «пожалуйста», – вдруг бросил ее в ярость. Этого с ней прежде никогда не бывало. Она затряслась от внезапного гнева:

– Какое число? – закричала она. – Почему это я должна знать, какое сегодня число? Разве для меня есть разница в днях и числах? Что у меня сегодня? Праздник? Работа? Бал? Свидание с любовником? Что такое дни для меня, что числа?!

Она уже не помнила, не понимала сама, что кричала ему дальше. Схватившись за голову и все еще продолжая кричать, она убежала в спальню, захлопнула дверь и бросилась на кровать. Ее сотрясал слепой безумный гнев. Она готова была разрушить, разбить, раскрошить в пыль мистера Питчера, себя, весь окружающий ее мир.

Позднее она пришла в себя.

– Боже мой! Что я наделала! Почему я кричала?

Жгучий стыд, как если бы она голой пробежала по людной улице, залил ее горячей волною. – Боже, зачем Ты допускаешь меня до этого?!

Она лежала, обессиленная, в полном упадке духа. Она лежала неподвижно. И хотя глаза ее были открыты, она видела не свою комнату, а страшную бездонную пропасть, куда ей суждено было свалиться.

К обеду она встала, оделась и вышла уже обычной миссис Питчер. Она проговорила, обращаясь к мистеру Питчеру, обычным сдержанным бесцветным тоном:

– Извините меня. Я думаю, что я больна. На днях я пойду к доктору.

– О, пожалуйста. Не беспокойтесь. Я думаю, что вы должны, не откладывая, повидать доктора.

О невозможный, ужасный вчерашний день, день необычных событий и разговоров! Они оба содрогались при воспоминании о неуместности, некорректности всего происшедшего. Конечно, прислуга слышала…

– Боже, зачем Ты допускаешь меня до этого!?

И вот она сидела в ложе. Кругом были чему-то радующиеся люди. Они смеются. Что научило их жить? Почему я не научилась? – И опять вспомнилась вчерашняя сцена.

– Почему я тогда сказала «свидание с любовником»? Разве я думала когда-нибудь о любовнике? Я никогда в жизни не думала об этом! Я более всего в жизни избегала именно любви, именно привязанностей, чувств, всего такого…

Ей вспомнилась молодость, потом замужество. Совсем одна, она стояла перед революцией и ее ужасами. Уже все, кроме молодости и жизни, было у нее отнято. В лучшем случае ее ожидала голодная смерть. Умереть с голода? Но в молодости это самая ужасная смерть. Организм здоров, он хочет жить, он восстает, он борется каждой своей клеточкой, потому что каждая клеточка молода, здорова и, созданная для жизни, хочет жить. Ей тогда казалось, что легка смерть от болезни, от старости, когда усталое тело согласно умереть, и вянет, блекнет… Но в молодости – о, отчаяние!

Тут она встретила мистера Питчера, Боже, как она тогда заволновалась! Спасение! Укрыться за мистера Питчера! Укрыться от всех ужасов жизни! Но голодных девушек было много, мистер Питчер – один. Он занимал административную должность, он был ненадолго, только проездом, в столице. Как она молилась тогда, падала на колени: «Господи! Выдай меня за мистера Питчера! Спаси меня! Ты увидишь, какою я буду женою».

Мистер Питчер очевидно предчувствовал, что она будет ему самою подходящей женою. Он женился на ней и вывез ее из России. До вчерашнего дня внешне все шло благополучно.

Она сидела в ложе театра и смотрела перед собою. Но видела она не этот белый зал с колоннами – она видела широкую реку без берегов. Вода в ней была тяжелая, серая, мутная. Она струилась, уходила куда-то с тихим плеском. Струилась, струилась…

Миссис Питчер вздрогнула: ей показалось, что она вяжет – и выронила спицы.

Она посмотрела на свои руки в белых перчатках, мертво лежащие перед нею, и подумала горько: – укрылась за мистера Питчера! От всего ушла, от всего укрылась…

И опять она увидела реку и воду: – Туда, уплыть с водою, уплыть… – Она вздрогнула, пришла в себя, постаралась взять себя в руки. – Надо успокоиться, надо не думать, не то – опять закричу.