Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Над кем и над чем смеется здесь Салтыков-Щедрин? Споры учеников, пытающихся уловить ответ на этот вопрос, редко приближают их к истине. Вряд ли здесь высказана мысль о бесплодности благородства, как думают многие. Скорее о том, может ли уживаться благородство со страхом, покорностью и стремлением нравиться сильным мира сего. Похоже, неспособность отдать себе отчет в том, что хищник – это хищник и больше ничего, что перед ним не может быть нравственных обязательств, обесценивает для писателя все возможные добрые чувства самоотверженных подданных.

«Один день Ивана Денисовича» в школьном изучении

Много лет назад один мой однокурсник изображал в лицах, как его вызвал офицер с военной кафедры и строго спросил, читал ли тот «писателя Долженицына»; однокурсник с легким сердцем ответил, что писателя Долженицына не читал, выслушал офицерское одобрение и был отпущен.

Старшие глухо рассказывали, как ездили в Рязань, чтобы повидаться с удивительным автором «Ивана Денисовича»; удалось ли им встретиться с ним, не помню.

Однажды говорили мы с однокурсницей о том, что станем делать, когда окончим институт. «В школу пошла бы, только если бы можно было преподавать Солженицына», – сказала она. Это значило: «В школу не пойду никогда».

Солженицын – это было запрещенное, необычное, сильное, бесстрашное; это была правда.

А впервые я прочитала «Один день Ивана Денисовича» за несколько лет до всех этих разговоров – по указанию нелюбимой учительницы литературы; в обязательном списке были еще «Свет далекой звезды» Чаковского и «Тронка» Олеся Гончара – все, что в том году выдвигалось на соискание Ленинской премии. Из трех произведений не заинтересовало ни одно. Ни мой возраст, ни повод не располагали к благодарному восприятию рассказа Солженицына. И материал не располагал: чужая, непонятная жизнь, неинтересный герой; ни интриги, ни любви, ни других страстей.

Но и сейчас, в совсем другую эпоху, «Один день» у большинства старшеклассников горячего интереса не вызывает. Для тех, кого волнует правда о лагерях и репрессиях, в «Одном дне» уже нет пронзительной новизны, для остальных – занимательности. Что ж, это не должно обескураживать; подобным образом дело обстоит с большинством классических произведений школьной программы. И если мы убеждены, что изучать рассказ необходимо не потому, что это разрешено и даже предписано, а потому, что так ученики смогут прочувствовать важный период нашей недавней истории, а еще потому, что перед нами серьезное произведение, которое надо понять, – классика, – приходится придумывать, как организовать чтение и разговор.

Обычно «Один день» читаем вслед за рассказом Михаила Шолохова «Судьба человека». Рассказ Шолохова, как правило, производит на старшеклассников сильное впечатление и драматизмом описанных событий (убийство предателя, муки концлагеря, поединок Андрея с Мюллером, побег, гибель семьи, встреча с Ванюшкой) и открытой эмоцией, которая слышна в речи героя и в речи автора-рассказчика. Может, немного смущает чересчур патетичное завершение («И хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому позовет его Родина»[163]) и знаменитая «жгучая и скупая мужская слеза». Но в целом содержание рассказа довольно точно описывается формулировкой экзаменационного билета для когда‑то обязательного выпускного экзамена по литературе: «Красота души советского человека – воина и труженика» (по рассказу М.А. Шолохова «Судьба человека»). И понимание этого рассказа не требует усилий, приходит само, как естественно воспринимается и заложенная в его основание картина мира, в которой противопоставлены жестоким и бесчеловечным фашистам прекрасные, сердечные наши – кроме главного героя, это и врач, и полковник, и друзья сына, и хозяин домика в Урюпинске, и другие персонажи.

На этом фоне ярче проступает своеобразие солженицынского рассказа. Основания для сравнения очевидны, ученики легко называют общее: время написания (после войны, в начале оттепели), время действия, в центре повествования – один главный герой, что ясно уже из названий. Есть общее и в судьбе героев: оба воевали, попали в плен, оказались в лагере… Но на этом, кажется, сходство заканчивается. Солженицын задумал свой рассказ еще в 1951 году, а написал в 1959‑м, через два года после того, как рассказ Шолохова был напечатан в «Правде» и в первый раз прочитан по Всесоюзному радио, и «Один день» производит впечатление спокойного и жесткого опровержения. Хорошо, если ученики могут сформулировать разницу ощущений от двух произведений, выяснить, чем они так резко различны. В зависимости от того, что покажется детям самым существенным, и строится дальнейший разговор; дело учителя – вовремя задавать вопросы, помогающие ученикам вглядеться в текст и осознать новые смыслы.