Дети Йеманжи

Наступила тишина. Огун медленно, как ожившее каменное изваяние, развернулся к брату. Эва не видела его лица, – но его видел Ошосси. И вжался в стену так, словно надеялся раствориться в ней. Эва успела заметить смертный ужас в его широко раскрытых глазах.

Но ничего не произошло. Огун молча повернулся и вышел из комнаты. Он прошёл мимо застывшей Эвы, не заметив её. Ошосси закрыл глаза и буквально съехал по стене на пол. Эва увидела, как его трясёт. И бросилась к нему.

– Уже всё… всё! Ошосси! Успокойся, он ушёл! Хочешь кофе? Или воды? Или курить?!

– Не дай ему уехать, – не открывая глаз, сказал Ошосси. Его лицо было покрыто бисеринками пота. – Без него нам конец.

Не задумываясь, Эва выбежала из дома.

Чёрный джип уже трясся и рокотал. С веранды за ним с изумлением наблюдали Оба и Марэ. Эва кубарем скатилась с крыльца, промчалась через двор и кинулась наперерез джипу, когда тот уже трогался с места.

– Огун! Подождите, Огун!

Джип остановился, завизжав тормозами, в полуметре от неё. Огун вылетел из машины, яростно хлопнув дверцей.

– Ты в своём уме, дочь моя?! – От его бешеного рычания по волосам Эвы пробежал сквозняк.

– Подождите, – повторила она, всхлипывая от страха. – Не уезжайте… Что мы все сможем без вас?

Некрасивое, иссечённое шрамами лицо Огуна застыло. Он опустился на подножку джипа. Не глядя, протянул руку. Перепуганная Эва, повинуясь этому жесту, подошла ближе.

– Почему ты говоришь мне «вы», малышка? – негромко спросил Огун. Голос его уже был обычным, спокойным. – Я твой брат.

Эва осторожно присела рядом. Огун обнял её тяжёлой рукой за плечи, и девушка, разом обессилев, прижалась к нему. Зачем-то спросила:

– Вы… ты воевал?

Он кивнул.

– Где?

– Колумбия, Венесуэла, Эквадор… Много где, – Огун странно усмехнулся. – Этот гад Шанго говорит, что я такой же убийца и бандит, как и он.

– Но… это ведь не так?

– Не знаю. Наверное, так.

Эва молчала, не зная, что сказать. Затем, осторожно нащупала руку Огуна. Шёпотом попросила:

– Не уезжай… Разве мы справимся сами?

Он молча покачал большой головой. Бережно сжал в ладони пальцы сестры. Усмехнувшись, сказал:

– Ты ведь даже не знаешь, во что ввязалась, малышка.

– Я уже разобралась, – тихо возразила Эва. – Дона Жанаина… ваша мать обижена на Шанго. Но то, что он сделал, было лишь последней каплей, – так?

Огун заинтересованно покосился на неё. Медленно кивнул.

– До этого случилось ещё много чего, – слегка осмелев, продолжила Эва. – Шанго и его… женщины. Эшу и Ошун, которые обидели Оба. Ошосси… дал слово и не сдержал его. Обалу изуродовал Ошун. Марэ дал денег Ошосси, зная, на что они пойдут.

– Все дети вели себя плохо, – с хмурой усмешкой подытожил Огун. Эва тихонько погладила его по плечу.

– И… ты тоже?

– Я не думал, что мать знает, – после долгого молчания хрипло сказал он. – Это было давно. Я не понимаю, кто… Кто и зачем захотел сделать ей… так больно. Через столько лет.

Эва почувствовала, что больше ни о чём спрашивать не надо. По крайней мере, сейчас. «Мы поговорим потом, – подумала она. – Он мой брат. И мы поговорим обо всём после. Если он захочет. А сейчас…»

Стрекочущий, как пулемёт, грохот двигателя разорвал тишину. Мотоцикл Эшу, дёргаясь и виляя, ворвался на земляную площадку перед домом, остановился и медленно, словно живой, начал заваливаться набок. Эва успела заметить, что за рулём – Ошун: зарёванная, растрёпанная, с оскаленными от напряжения зубами. Эшу сидел сзади, обхватив Ошун за талию и тяжело, всем телом навалившись на неё. Платье Ошун было испачкано чем-то бурым, похожим на жидкую грязь.

Огун вскочил, чуть не опрокинув собственный джип. Эва едва успела вывернуться у него из-под руки. А от дома уже летел Ошосси. Но не он, а Огун поймал Эшу, тяжело рухнувшего с мотоцикла. Ошун неловко спрыгнула сама. Переднее колесо мотоцикла ещё крутилось. Кружевной подол платья намотался на него, и Ошун, потеряв равновесие, с криком упала на землю. Судорожно дёрнув подол, оторвала его по колено – и разрыдалась.

Было очевидно, что Эшу здорово досталось. Всё его лицо было залито кровью, уже успевшей запечься. На шее и груди чернели глубокие, тоже сочащиеся кровью царапины. От майки остались одни лохмотья. Ошосси, держа голову брата на коленях, со страхом разглядывал его.

– Чёрт… Эшу… Кто тебя так? Куда вас носило?!

– Ничего, – проворчал тот, вытирая кровь с разбитых губ и зло морщась. – Перестань, напугаешь сестру… Где Огун? Послушай, убери отсюда баб! Ошун цела, она просто испугалась! Эвинья, иди отсюда, здесь не на что смотреть!

Разумеется, Эва никуда не ушла. И вместе с Оба, выбежавшей из дома с кастрюлей тёплой воды и полотенцем в руках, вытирала кровь с лица Эшу, заливала страшные царапины водородной перекисью и перетягивала бинтами. Но кровь не останавливалась, шла всё сильнее и гуще. В конце концов Ошун унеслась за калитку и через минуту появилась снова – в сопровождении встревоженного сеу Осаина:

– Несите сюда! Обалу, мальчик, ты поможешь мне!