Дети Йеманжи

Возле камней темнота была угольно-чёрной. Эва споткнулась о пластиковый край старого пляжного лежака. Ощупав лежак руками, она присела на его край. Пляж до самого прибоя расстилался перед ней – пустой, мертвенно-белый от лунного света. Эве стало жутко.

– Зачем мы здесь?

Эшу не ответил. Он сосредоточенно искал в песке камни, складывая их в кучу. Собрав десятка полтора, он растянулся на лежаке, положив голову Эве на колени. Каким-то задним чутьём она почувствовала, что лучше не возражать, и некоторое время они оба не шевелились и не разговаривали. Чуть слышно шелестело море. Изредка со стороны порта доносились гудки. На мгновение Эве показалось, что Эшу уснул. Но, стоило ей шевельнуться – и белки глаз тревожно блеснули из темноты.

– Уже здесь?

– Кто? – недоумевая, переспросила Эва. И сразу же поняла – кто.

Она появилась из-за камней, осторожно ступая по песку маленькими, худыми ступнями. Угловатая девчонка-негритянка лет четырнадцати на вид. Худая, некрасивая, с большим животом. В измятом линялом платьице на перекрученных бретельках. Её спутанные волосы перехватывала на затылке аптечная резинка. Это была самая обычная девчушка, и Эва не сразу поняла, почему так напрягся, вжимаясь в её колени, Эшу. Он был страшно, до судорог испуган.

– Что с тобой? Это же просто…

Он не ответил. А девчонка тем временем нескладно опустилась на песок, поджав под себя ноги, и повернула к ним грустное обезьянье личико. С чёрными ямами вместо глаз.

За эти дни Эва успела привыкнуть ко многому. Но при виде этого мёртвого полудетского лица ей захотелось вскочить, завизжать и кинуться сломя голову прочь. Только прерывистое дыхание Эшу и его дрожащая рука, сжимавшая её ладонь, не позволяли ей сделать это.

– Это… аджогун? Твой аджогун?

– Да, – чуть слышно сказал Эшу, прижимаясь к Эве, как ребёнок. – Она приходит каждую ночь. Это моя мать.

– Что?..

– Настоящая.

Чёрная девчонка сидела спокойно, не шевелясь, не издавая ни звука. Мёртвые, пустые глаза смотрели на них. Личико хранило робкое, почти просящее выражение. Эва смотрела на неё не отрываясь, скованная ужасом. А девчонка вдруг неловко приподнялась и переместилась на шаг вперёд. Эшу отпрянул, чуть не опрокинув лежак и Эву вместе с ним. Судорожно нашарив рядом с собой камень, запустил им в негритянку. Та, встала, без особого испуга отошла в сторону. Снова села на песок.

– Ну вот, – хрипло сказал Эшу. – И как тут спать?

Эва молчала, не сводя взгляда с мертвоглазой твари. Тварь так же пристально смотрела на неё. В какой-то миг Эве показалось, что проклятая девчонка улыбается – но это была лишь игра лунного света. Вот она снова поднялась и подошла на несколько шагов. Эва бросила в неё камнем. Аджогун неспешно отошёл и уселся на песке.

– Послушай, но почему?.. Почему ты ничего не можешь сделать? Ты же…

– Я – Эшу, – закончил он, и в его голосе было столько горечи и насмешки, что Эва умолкла на полуслове. – Я – хозяин демонов, я закрываю перед ними врата. Помню я всю эту фигню с макумбы… Но это – мой собственный аджогун. Она всегда приходила, понимаешь?

– Но как же?..

– Мне было лет семь, когда она первый раз пришла к нам, эта Силва. Она тогда была ещё жива. Я сначала знать не знал, кто она такая. Думал – сумасшедшая… Или потаскуха Шанго: за ним тогда они уже бегали. Она приходила в наш квартал, стояла у ворот и смотрела на меня. А потом как-то стало известно…ну, что… в общем, что Силва – моя мать. Вроде в тюрьме она сидела, что ли… После того, как бросила меня. Ей было-то лет тринадцать, когда я родился! Понятно, что она испугалась! И кормить ребёнка ей тоже было не на что. Да их же полгорода таких! Потом она обокрала какого-то гринго, туриста, и её посадили. И вот она явилась! Кто ей только рассказал про нас, этой шлюхе! Она пришла прямо в наш квартал, к нашему дому! Пришла, стояла и смотрела на меня! И потом приходила так чуть не каждую неделю! Даже сейчас не пойму – чего ей было нужно?! Даже не заговорила со мной ни разу! Даже не подошла!

– Может, она хотела тебя забрать?

– Да сейчас!.. Пошёл бы я с ней, как же! Куда бы она меня забрала? Ей самой было нечего жрать! Сосала матросне в порту, вонючая… – Эшу отвратительно выругался, косясь на неподвижную фигурку на песке.

– И таскалась так полгода, наверное! Мать несколько раз разговаривала с ней. Они сидели у нас на кухне и ревели вдвоём. А я, между прочим, не знал, куда деваться! Весь квартал был в курсе, кто эта Силва такая! Все знали, к кому она приходит! Надо мной все пацаны ржали! Никогда я столько не дрался, сколько в те дни! Всем бил морду в кровь! Уходил из дома на рассвете, приходил – ночью! Сбегал, как только видел её платье у ворот! А потом… Да пошла ты, сука!!! – заорал Эшу, внезапно вскакивая с лежака и запуская в безмолвную тварь на песке огромным булыжником. Камень ударил мёртвую по голове, она опрокинулась на бок. Чуть слышно, рассерженно зашипела, отползла в сторону. Снова села, поджав под себя худые, как спички, ноги. Луна светила ей в лицо, но тени на песке не было.

– А потом Шанго начал повсюду говорить, что это он трахнул её… восемь лет назад.