Прилив все сильнее гнал пенистые волны. Черные верхушки подводных скал исчезали одна за другой; близился самый ответственный момент. В час дня вода достигла наивысшей точки подъема, когда ее уровень ненадолго остается постоянным. Были поставлены грот и грот-марсель, и оба паруса тотчас наполнились свежим ветром. Гленарван, Малреди и Роберт с одной стороны, Паганель, майор и Олбинет с другой навалились на рычаги якорных лебедок. Джон Манглс и Уилсон, схватив тяжелые шесты, присоединились к усилиям товарищей. Канат и перлинь туго натянулись, но якоря по-прежнему крепко сидели в грунте. Нужно было торопиться. Ветер надувал паруса, временная мачта стонала от напряжения, корпус брига подрагивал. Последнее отчаянное усилие – но «Макари» так и не сдвинулся с места.
Неудача! Начинался отлив, и теперь всем стало ясно, что даже при содействии ветра и волн с такой небольшой командой снять судно с мели невозможно.
4
Берег, от которого лучше держаться подальше
Оставался еще один путь спасения, но и с ним тоже нельзя было медлить – первый же шторм разобьет беспомощный бриг в щепки. Следовало как можно быстрее покинуть судно. Для этого было решено построить новый плот – такой, чтобы на нем можно было перевезти на берег всех пассажиров и запасы провизии. Работа закипела сразу же и прекратилась лишь с наступлением ночи.
Паганель спросил у Джона Манглса, нельзя ли вместо того, чтобы высаживаться на берег, отправиться на плоту вдоль побережья и добраться до Окленда. На это капитан ответил, что не может ручаться за исход столь опасного предприятия.
– А могли бы мы доплыть на ялике?
– В случае крайней необходимости, причем только днем.
– Значит, те, кто бросил нас на произвол судьбы…
– Эти горе-мореходы? – усмехнулся Джон Манглс. – Скорее всего, они заплатили жизнью за собственную подлость. Помните ту непроглядную ночь?
– Я думаю, что плот не хуже ялика доставит нас на сушу, – вмешался в разговор Гленарван.
– Именно этого мне и не хочется, – заметил географ.
– Что вы такое говорите, Паганель! – воскликнул Гленарван. – Неужели нас, людей, закаленных невзгодами, может испугать прогулка в каких-нибудь восемьдесят миль? И это после всех злоключений в американской пампе и в Австралии!
– Друзья мои, – ответил Паганель, – я не ставлю под сомнение ни ваше мужество, ни силу духа наших спутниц. Восемьдесят миль – сущий пустяк в любой стране, только не в Новой Зеландии…
– А чего, собственно, вы так опасаетесь?
– Дикарей! – ответил ученый. – Племена новозеландцев отличаются сплоченностью и воинственностью, они нередко побеждают даже регулярные британские войска и до сих пор имеют обычай поедать тела убитых врагов. Война для них – всего лишь охота на дичь, то есть на человека. Чем маори были в течение тысячелетий, тем они и остались. Вся их история – сущая бойня. С точки зрения маори, в людоедстве нет ничего противоестественного. Когда миссионеры стали расспрашивать туземцев о том, почему они пожирают своих собратьев, те отвечали, что ведь рыбы едят рыб, а собаки – собак. Новозеландцы верят, что, съедая врага, они наследуют его душу, физическую силу и доблесть…
– А в каком виде они его едят – в жареном или вареном? – мрачно буркнул майор.
– Да зачем вам это, мистер Макнабс? – воскликнул Роберт.
– Юноша, – ответил майор, – если мне суждено кончить жизнь в желудке людоеда, я бы предпочел, чтобы меня сварили, а не ели живьем.
– Знайте, Макнабс, что новозеландцы предпочитают жареное или копченое мясо. Что касается меня, то перспектива окончить жизнь таким образом меня нисколько не привлекает!
– Подведем итог, – проговорил Джон Манглс. – Ни при каких обстоятельствах нам не следует попадаться в лапы туземцев. А в остальном будем надеяться на себя.
– И когда же мы двинемся в путь? – поспешил сменить мрачную тему лорд Гленарван.
– Завтра в десять утра, – ответил капитан и добавил: – В это время начнется прилив, который понесет нас прямо к берегу.
Постройка плота была завершена утром 5 февраля. Джон Манглс сделал все, чтобы оборудовать его как можно лучше. Уилсон и Малреди срубили весь такелаж брига, а затем взялись за уцелевшую грот-мачту. Это были главные части плота, и их сразу же спустили на воду, присоединив к обломкам фок-мачты. Затем эти длинные брусья крепко-накрепко связали между собою канатами, а по бокам капитан распорядился закрепить полдюжины пустых бочек – они должны были увеличить грузоподъемность и приподнять настил плота над водой. На эту прочную основу Уилсон настелил нечто вроде пола из решетчатых крышек корабельных люков. Теперь волны могли перекатываться через плот, а вода, не задерживаясь, уходила сквозь решетки. Пустые бочки образовали нечто вроде защитного борта. В центре установили мачту с парусом, а в кормовой части – тяжелое рулевое весло с широкой лопастью.