Дети капитана Тореодора

— Если уж мне чего-то и хотелось бы, — сказал презрительно Одиссей, — так это съесть тебя целиком, запечённым в фольге. Увы, тролли не съедобны. Но зато съедобны, — кот прищурил глаза, — твои друзья, которых я вижу сейчас вот там, у тебя за спиной.

Лиза и Макс испуганно вздрогнули.

— Да-да, вот этих двоих! — рявкнул кот так, что стены отзвались эхом. — Их я предпочёл бы в виде мышиного шашлыка.

— Хе-хе… бедняги лишь встали на защиту своего семейства, которое ты чуть не уничтожил. А вот не хотел бы ты, — продолжал Проклятий Бестиевич, — не хотел бы ты, Одиссей, взглянуть на своих хозяев? Знал бы ты, как злы они на тебя. Все уверены, ты сбежал искать приключений. Хе-хе… Одни детишки — мальчишка и девчонка — не сказали о тебе ни единого сердитого слова. И знаешь, почему? Потому что вот уже вторые сутки оба лежат в забытьи. Ох, не думаю, что им когда-нибудь станет лучше. — Тролль притворно вздохнул. — Бедняжки… Вчера во сне девочка звала тебя: «Одиссей! Где мой Одиссей?» И голос её был так слаб, так…

Не в силах больше сдерживаться, тролль затрясся в смехе.

Сцена была невыносимая. Кот рычал. Проклятий Бестиевич упражнялся в остроумии. Спрятавшись за ножкой сломанного стула — так, чтобы кот не смог их видеть — Лиза и Макс тоскливо ждали окончания. Казалось, оно никогда не наступит. Темнота за окном постепенно рассеивалась — медленно наступал рассвет.

Первым озаботился тролль.

— Эк, время быстро идёт, — кинув взгляд в окно, сказал он. — Скоро солнце взойдёт, пора исчезать.

И, захлопнув дверь кошачьей темницы, крепко-накрепко запер её на замок. А ключи спрятал за пазуху.

Мышата вздохнули. Освободить Одиссея им не удалось.

— Ну вот, — сообщил тролль, — пора мне и исчезать. С рассветом шутить нельзя. Встретимся завтра!

И, сунув в рот большой кусок пряника… растворился в воздухе. Вместе с ключами.

Некоторое время мышата сидели задумавшись. Сквозь пыльное окошко пробивались первые лучи солнца. На столе валялись пряничные крошки.

— Что будем делать? — сказала наконец Лиза. Голос её звучал устало. Сказывалась ночь, полная волнений.

— Что… — эхом повторил Макс, глядя на дверь, отделявшую их от Одиссея.

Лиза вздохнула.

— Нам с тобой здорово удалось всё запутать. А вот распутать…

И она тоже взглянула на кладовую.

И тут… обоих мышат пронзила одна и та же мысль.

Вскочив, оба заторопились к кладовой.

Так и есть: под дверью была небольшая, но всё же щель.

Лиза и Макс переглянулись.

— Я знаю, как освободить кота! — заорали оба в один голос.

…Солнце уже поднялось над крышами домов, и по стенам пустой кухни запрыгали солнечные зайчики, когда, посовещавшись, Лиза и Макс наконец решились.

— Ты первая…

— Нет, лучше ты…

— Ладно, держись за мой хвост…

С бешено бьющимися сердцами мышата протиснулись через щель под дверью.

В кладовой было темно, страшно и пахло кошачьим духом.

— Эт-то ещ-щё что за гости?! — прошипело над самой головой.

— Господин кот, с… сохраняйте спокойствие! — пропищала Лиза срывающимся голосом. — Мы пришли вас освобождать!

* * *

День прошёл, и на Липовую улицу спустились сумерки. В доме номер десять царила тишина. Не смеялись дети. Не сотрясались ступеньки от топота детских ног. Не болтал телевизор. И даже папа и мама Лопушайло редко переговаривались друг с другом. Вечером приходил доктор. Он долго находился в детской. А, спускаясь с крыльца, сказал:

— Если ночью станет хуже, нужно отвезти детей в больницу.

— Почему-то, — сказал папа, провожая доктора к калитке, — почему-то детям становится хуже именно ночью.

— Это при любой болезни так. Болезнь всегда овладевает нами ночью.

— Но почему?

Доктор развёл руками.

— Трудно объяснить. Ночь — особенное время суток…

Доктор ушёл. А мышата, подслушивавшие под ступенькой крыльца, переглянулись. Они-то знали, почему болезнь приходит ночью.

Одно утешало: этой ночью болезнь не придёт. Во всяком случае, мышата сделают для этого всё, что может от них зависеть.

* * *

Сумерки сменились густой темнотой. Луна скрылась за тучей. Лишь уличный фонарь золотил веточки сирени у ограды дома номер десять.

Пробило полночь.

Лёгкая тень перебежала улицу. Просочилась через решётку забора. И нырнула в темноту сада.

— Тренди-бренди… — послышалось на ступеньках крыльца. Тень просочилась через закрытую дверь. Спустя минуту она уже скользила по коридору в направлении детской спальни.

Шур, шур… вот она завернула за угол…

И остановилась, чуть не споткнувшись о двух серых мышат.

— О! Проклятий Бестиевич! — всплеснула лапками Лиза. — Как удачно, что мы вас повстречали! Вы уже видели его?

— Кого? — не понял тролль.

— Значит, не видели. Кошмар, я не могу поверить! Макс говорит, что вы отпустили его сами. Но я не верю: зачем, зачем вам это понадобилось?

— Что — «понадобилось»? Я не понял… — замотал головой тролль.

— Вот и я говорю, что вам это совсем не нужно. Но Макс упёрся и утверждает, что вы — существо благородной души. Это вы-то — и «благородной»! Никогда не поверю… С другой стороны, приходится верить. Если, конечно, у бедняжки Макса не начались эти… как их — галлю… галлю… галлюцинации.

— Ничего не понимаю… — снова замотал головой тролль.