Дети кицунэ

Такеши посмотрел на меня – глаза, на этот раз, были совсем человеческие, – и вздрогнул, разглядев светлые прядки. А мёртвый серый взгляд, которым моё отражение до сих пор даже меня саму пугало, так и вовсе заставило его отшатнуться. Теперь братец увидел меня настоящую. Мёртвую. В конце концов, мы же не в храме мико, чтобы придумывать иносказательные фразочки…

– Всё в порядке! – тут же крикнула я. – Я просто преображённая. Это нестрашно, у меня такое всегда случается, когда я волнуюсь, и вообще…

Он разглядел иероглифы, выведенные у меня на шее, и всё понял. Снова закрыл лицо руками, снова скорчился. Я потянулась, чтобы его обнять, и на этот раз братец уже не сопротивлялся. Такеши обхватил меня руками и прижал к себе, будто пытаясь закрыть от всего мира.

– Я схожу с ума, – тихо сказал он, медленно раскачивая нас туда-сюда – будто ребёнка укачивал. – Всё, никак уже… Как по течению… Скажи, это было очень больно? Тебе… тебе пришлось много плакать?

– Нет, я просто проснулась, и… всё… Знаешь, я виделась с сыном даймё. И ещё у бакэнэко жила. Да, и в деревне тэнгу тоже была, ты представляешь? Одна тэнгу по имени Йеньяо умеет призывать духов, и благодаря ей я даже с матушкой встретилась, а ещё…

Я почувствовала, как объятья Такеши стиснулись и ещё крепче прижали меня к его груди.

– Она меня ненавидит? – прошептал братец. – Она же… она же правильно говорила… А я всё уничтожил… Харуко, я – чудовище…

– Нет, послушай. Она сказала мне найти тебя и увести, пока не начался хякки-ягё. Мы ещё можем найти отца и попросить у него помощи, он оставлял послания, я…

– Тс-с…

Такеши ненадолго оторвался от меня и потянулся куда-то под футон. Пока он копался, я успела разглядеть обширную перевязь на его ноге – кажется, та самая рана. Уставившись на её, я даже не сразу заметила, как братец вытянул костяную фигурку. Мне даже смотреть на неё не стоило, чтобы понять, что высек мастер. Два лиса – один большой, как тот, что нёс на себе ребёнка, а другой совсем ещё щенок. Так и оказалось. Отец провернул дело очень ловко: матери поднёс их общий портрет, мне – наш, брату…

– Видишь? – буркнул Такеши. – Десять лет пропадать, а потом вынюхивать и вот такие подарочки преподносить – каково?

– Честно говоря… – Я внимательно взглянула на Такеши – говорить пыталась так, чтобы не разозлить. – Мне кажется, это всё из-за него. Если бы он не ушёл, если бы он был рядом… ничего бы не случилось…

– Может быть. Не знаю. Я не хочу снимать с себя всё, что я натворил…

– Не ты натворил, Такеши. Это всё Сора. Такеши, он чудовище похуже бакэнэко, с которой я жила… Он же и бровью не поводит, когда убивает, он опасен!

Такеши отстранился и обхватил себя руками, как будто отгораживаясь. Я решила, что говорить об этом просто бесполезно. Он слишком верит своему другу.

– Прости… – пробормотала я. – Я просто… я просто не сдержалась…

– Это всё из-за меня, – глядя на свои руки, сказал Такеши. – Я… я уже не хочу жить… Я опозорил семью, я убил вас всех…

Он чуть повёл рукой, и я разглядела глубокие кровавые полосы на его запястьях. Когти. Хотелось верить, что его оцарапал кто-то из ёкаев – естественно, уже поверженный и отправленный к праотцам, – но чутьё подсказывало другое.

Братец драл себя сам. Нарочно, чтобы было как можно больнее. Он злился на себя, злился на мир, злился на всё, что случилось…

– Зачем ты это делаешь? – прошептала я.

– Ты не понимаешь… – Он снова согнулся и скорчился. – Я опозорил семью… Я убил семью… Я должен себя убить, потому что так правильно…

– Правильно?! Нет, это неправильно! Ты ни в чём не виноват, ты никого не опозорил! П-послушай, Такеши… Такеши, посмотри на меня…

Поняв, что я заметила порезы, Такеши спрятал руки. Я мягко взяла его за лицо, убрала мешающие пряди.

– Ты никого не опозорил, слышишь? Ты самый достойный человек из всех, кого я вообще встречала…

– Харуко, я даже не человек…

– Нет, братец, в том-то и дело, что ты всегда был и остаёшься человеком. Нелюдь – это отец, который сбежал вместо того, чтобы как-то поддержать тебя. Нелюди – это те, кто гнался за тобой, чтобы прибить… Я… я, получается, тоже нелюдь. Но ты – нет. И больше никогда, никогда не пытайся…

– Ты ничего не сказала про убийство.

– А нас убил Сора, – Я стиснула зубы. – Не ты.

– Ты… ты его не знаешь…

– И не хочу знать. Ты можешь пообещать мне, что больше не будешь причинять себе вред? Обещаешь?

Такеши сгорбился.

– Хорошо, – еле слышно проговорил он.

Мы снова обнялись, и я почувствовала что-то, похожее на счастье. Шаткое и бледное. И всё-таки – счастье.

Но в какой-то момент кожа Такеши вдруг заметно погрубела. Между моими пальцами просочилась жёсткая щетина, а вслед за ней и мягкий подшёрсток, похожий на птичий пух. Когда я открыла глаза, обнимать приходилось уже лиса – большого, тёмно-рыжего, с костлявыми лапами и длинным чёрным хвостом. Штаны и куртка соскользнули на пол. Зверь чуть попятился, уставившись на меня своими ярко-жёлтыми глазами, и поднял кверху острые уши. Ждал ответа.

– Это ничего не меняет, – улыбнулась я.

Он снова подался вперёд и благодарно облизнул мой нос.