– Трусливое решение, – пробормотал он в свой стакан.
Я вспыхнула. Пришлось загнать обратно в глотку рвавшиеся из нее резкие слова.
– Ты пьян, – только и сказала я.
– Пьян. А еще я прав.
Он сел прямо, подался ко мне. Неловкое, неточное движение – он, должно быть, не хотел придвигаться так близко, что едва не ткнулся лбом мне в лоб. Даже в темноте зала глаза у него светились цветом пробившегося сквозь листву луча – как будто в них просвечивал его гнев.
– Скажи мне вот что, тиирна, – заговорил он. – Почему ты хранишь ему такую верность?
– Я не тиирна.
– Ты тиирна.
Я фыркнула:
– Нет, я…
– Не годишься? Кому? Твой отец безраздельно властвует в Уделе. Думаешь, пожелай он, не заставил бы тебя принять? – Голос его смягчился, будто сочувствие вытеснило гнев. – Думаешь, о нем не шептались в других домах? Эта власть ему не предназначалась. Она принадлежит твоей матери. И тебе.
Я покачала головой. Однако в памяти уже зашевелились обрывки воспоминаний. О той ночи, когда отец держал меня за горло, и проблеск белого, и голос матери…
– Мать нездорова. А я…
– Не так послушна, как твоя сестра?
Я задохнулась. И отшатнулась от него, прорычав:
– Не смей так говорить о моей сестре!
– Я… – Его лицо тотчас отразило раскаяние.
– И не смей говорить о моих родных, как будто знаешь их лучше меня!
Он еще чуть-чуть подался ко мне:
– Эф…
В моем имени звучало извинение, и объяснение, и мольба – все сразу. Ни у кого мое имя так не звучало. Никто не вкладывал в него столько нежности, и как же мне это нравилось.
Именно поэтому я, не раздумывая, все это задавила.
– Сожалею, что ты не дождался угодного тебе ответа. Сожалею, что ты ненавидишь его за то, что он пытается сделать тебя чем-то вопреки твоему желанию. За то, что он никогда не допустит, чтобы наш дом постигла судьба твоего.
Как он изменился в лице! Вздрогнул, как от удара. А потом глаза загорелись, взгляд стал острым, губы приоткрылись, и я не без удовольствия изготовилась к схватке – изготовилась встретить что-то знакомое, и болезненное, и бесспорно заслуженное.
Но нас оборвал оглушительный звон.
Вылетело большое стекло в стене напротив – за ним виднелись листва и небо, а осколки засыпали пол. Гости повскакали с мест, посыпались пьяные ругательства. Мы поднялись среди разбегающихся по залу шепотков.
Я не смотрела на окно.
Мой взгляд притянула лежавшая на полу стрела, обернутая материей. На острие горел странный огонек, а шагнув ближе, я разглядела рассыпавшийся вокруг голубой порошок.
– Что это… – начала я.
Закончить не успела – Кадуан, ухватив меня за плечо, дернул назад.
А мир стал белым.
И разлетелся вдребезги. Меня встряхнуло так, что лязгнули кости. Я ударилась спиной в стену – на другом конце зала.
Я ничего не видела – только темнота и плавающий в воздухе синий дым. Половицы подо мной покорежились, расщепились. Я смотрела в ночное небо за проломом потолка. На мне лежало что-то тяжелое. Кадуан, сообразила я, выворачиваясь из-под него. По правому плечу, прижатому его телом, разливалось теплое. Кровь. Его.
Я не готова была к вспышке паники, которую принесло это понимание.
Я зажала рукой его бок, пытаясь унять кровь:
– Ты ранен.
Кадуану было не до того. На его лице отразилась мысль, вытеснившая боль.
– Люди, – процедил он.
Только это и успел сказать, прежде чем пол с громким треском провалился под нами.
Глава 35
Тисаана
Не знаю, чего, собственно, я ожидала. Может быть, чего-то наподобие крепости с чугунными решетками и перекрученной сталью или теряющейся в грозовых тучах темной башни. Но когда вычерченная Максом стратаграмма перенесла нас на желтоватую, как кость, плиту посреди бурного моря, у меня слова застряли в горле.
Здание из полированного белого камня уходит вершиной в морской туман над головой. Стены чуть наклонные, и ревущие волны бьются в них, как кулаки в неподатливую дверь. Ни одного окна, вообще ни одного отверстия, кроме единственной высокой и узкой черной двери.
Стены покрывала резьба. Вблизи я разобрала, что это не картины, а знаки какого-то невиданного языка. Под лучами света в них взблескивало серебро, чернь и леденящий кровь багрянец.
Решайе съежился.
…Страшное место!.. – зашипел он. – …Злое!..
Я поморщилась, сдерживая его возмущение. Хотя он был прав – мне тоже было не по себе.
– Это аранцы построили? – спросила я, пока мы шли к дверям.
Впереди возвышались две тяжелые створки тьмы между светлыми стенами.
Ничего подобного я на Аре не видела. Все казалось древним, чужим.
– Не столько построили, сколько… открыли. Здесь все старое. Наверное, из времен до падения магии.
Макс едва коснулся двери – она открылась словно сама собой. Он, вздрогнув, тихо ругнулся.
– Полагаю, Ордена, несколько лет назад заново открыв это здание, сочли, что жаль оставлять такую замечательную пыточную без употребления. Предприимчивые ублюдки.
Дверь за нами сразу закрылась, словно обидевшись на его тон.
Решайе колотился у меня в мыслях:
…Уйди, уйди, уйди отсюда, уйди…