– Вэ-вэ-вэ-деддрайверз-точка-ру, – пролепетал лейтенант Свириденко, и ему показалось, что он падает в обморок, потому как что-то с хлюпающим звуком, шлепком врезалось в лобовое стекло Бумера. В следующий миг автомобиль начал растворяться в воздухе, и словно невидимая рука потянула за собой лейтенанта ДПС. Происшествие – исчезновение у всех на глазах черного лимузина – не привлекло особого внимания, словно Бумер был незамечаем. (При определенном усердии, его мог разглядеть любой желающий, да не нашлось таких среди праздно шатающихся москвичей и гостей столицы, кроме разве одного городского мачо-партизана, который случайно оказался рядом и теперь допевал лебединую песню своим завидным, но быстротечным талантам). А лейтенант Свириденко, увлекаемый черным Бумером, действительно начал падать. Уж неизвестно, что там было – обморок, или кое-что похуже, но он шлепнулся об асфальт, несильно ударившись головой, и полетел дальше.
В темноту.
«Значит, существуют и тайные места, – подумал Миха-Лимонад, спокойно держа руки на рулевом колесе. – А ты этого не знаешь. И это хорошо».
Казино «Шангрила» осталось позади. Но кое-что еще приметил Миха-Лимонад, бросая косые взгляды на сидящего рядом. Невзирая на всю браваду, он не так самоуверен, как ему б того хотелось. Что-то все еще не дает покоя. Некоторое время назад, без видимой причины и всего на несколько секунд, его пассажир снова стал похож на того слабого старика, что, шаркая ногами, открыл Михе дверь своей квартиры. Сколько ему лет на самом деле?
И еще жест, странное движение руки… В тот момент, когда самоуверенность вдруг оставила его, он словно ссутулился, а затем беспомощно поднес к губам левую руку и чуть было не запустил в рот большой палец. Что это значит? Кем он был в тот момент? Миха полагал – тем, кто мог бы его услышать. Все еще
Миха-Лимонад снова посмотрел на своего пассажира. Тот неподвижно сидел, устремив сквозь лобовое стекло отрешенный, чуть влажный взгляд, и такая же улыбочка застыла на его губах. Этот странный, бесцеремонно вломившийся в его жизнь сталкер по стране Безумия (он называл ее «Страной чудес», а себя – Лже-Дмитрием) напуган, по крайней мере, что-то в нем явно не желает… сжигать все мосты, не испытывает того же энтузиазма и не рвется с такой уж решимостью переступить… что? Последнюю черту? Похоже – так. Что-то надорванное держится из последних сил, хватается за соломинку. Миха подумал, что как бы это безумно ни звучало, ему стоит попытаться наладить связь с той, другой половиной своего пассажира.
Если это, конечно, еще возможно.
Миха огляделся в поисках пачки «Галуаз» и усмехнулся, подумав, что, может, стоило выкурить последнюю сигарету?
И тогда что-то с силой влажным шлепком врезалось в лобовое стекло Бумера. И свет вокруг начал меркнуть.
Лже-Дмитрий увидел мотылька сразу, как только тот появился. Он порхал легким кусочком тьмы по освещенному нарядному городу, казалось, без особо выраженного маршрута, затем, застыв на мгновение в воздухе, качнулся и безжалостной пулей устремился навстречу Бумеру.
Лже-Дмитрий это видел.
За мотыльком оставался пульсирующий след, словно этими безжалостными пулями стреляли по темной воде, и что-то еще было в нем невероятным, невозможным.
И тогда тот, другой внутри Лже-Дмитрия закричал:
– Посмотри! Посмотри же на него!
– Вижу, – спокойно возразил Лже-Дмитрий.
Мотылек оказался крупным, с ладонь, черным и яростным, и у него было почти человеческое лицо.
– Посмотри!
Лицом карлика-уродца, злобным и похотливым одновременно, как больной опухолью, завершалось мохнатое, без шеи тельце насекомого. И ненавистью вовсе не человеческой горели его хищные глаза, когда он нашел Бумер.
– Смотри же! – визжал тот, другой. – Это обман!
Но уже не осталось времени ни на какие возражения. Мотылек с силой врезался в лобовое стекло, перемалываясь, расплющиваясь в липкий фарш, и лишь его крохотное личико, пылающее яростной и завистливой злобой, тоже разбитое, деформированное, еще оставалось живым.
Тот, другой, захлебнулся в вопле.
– Что это? – откуда-то издалека донесся голос Михи-Лимонада.
– Граница, – ровно произнес Лже-Дмитрий. И смолк. Потому что тот, другой, внутри него не умер от ужаса, как он было подумал, а забился в какой-то неведомый дальний угол и, слабо поскуливая, продолжал отравлять его своим страхом.
– Что вот это? – повторил Миха-Лимонад. Его чуть подрагивающий указательный палец был нацелен на липкий шматок с другой стороны лобового стекла.
– Мотылек, – еле слышно отозвался Лже-Дмитрий.
– Что?
– Я же тебе говорил… предупреждал, – последовало сухое покашливание, и голос будто несколько окреп. – Бабочка. Бумер.