Дети Робинзона Крузо

Лиловые надписи, стекающие, как загустевшая кровь по неверной белой поверхности, исчезли. Их не было ни в одной из створок трюмо, ни на реальной двери. Икс подумал, что ему уже не так охота узнавать, как у старухи все устроено с этим порномультфильмом.

– Давайте, правда, быстрее, – пробубнил Икс и снова смолк, даже не замечая, как у него отвисла нижняя челюсть. Он скосил глаза по сторонам: только что его позвали. У Икса дернулась щека: зов был тихим, настойчивым и знакомым, почти родным, только Икса никогда так никто не звал.

Потом до него дошел голос Будды:

– Оставайтесь здесь. Мы с Михой заберем фотографию. Вы на атасе.

– Нет! – Икс еще раз покосился на трюмо. – Я с вами.

Джонсон со вздохом кивнул:

– Я побуду здесь. Только скоренько.

Будда с сомнением пожал плечами, бросив взгляд на piccolo, флейту-малышку, которую Джонсон прижимал к груди, но сказал лишь:

– Мы быстро. Будь внимателен. И пусть дверь остается открыта.

– Я понял.

(«Почему ты им не сказал? – думает Свириденко. – Не хотел напугать еще больше?»)

Миха приоткрыл белую дверь – та подалась с протяжным стоном – и они двинулись в боковую комнату. Совсем недавно там уединялись борец с Таней, которую городская сумасшедшая, возможно с кем-то перепутав, назвала странным именем «Шамхат». Сразу за дверью их ждало уже знакомое гипсовое изваяние собаки. Статуя по-прежнему перегораживала проход, и ее пришлось отодвигать.

«Они что, всегда здесь так ходят?» – подумал Миха. Скульптурная собачка оказалась далеко не легкой, и было непонятно, как тщедушная старуха умудрилась ее сюда приволочь.

«Может, ей помогают? – подумал Миха, и моментально его мысль переродилась во что-то безумное. – Может, ей помогает весь город?!»

Икс замыкал шествие; в комнату с фотографией Одри Хепберн он вошел последним. И хоть Джонсон оставался за спиной, неприятный холодок снова пощекотал ему затылок.

Иксу велели молчать. И, наверное, это правильно. Надо быстренько все сделать и валить отсюда. Он потом все расскажет. Про то, во что никогда раньше не верил, а сейчас… Расскажет, когда они окажутся подальше отсюда, чтобы никогда больше не вернуться. Этот невозможный, почти неуловимый, но настойчивый кошмарный зов… Икс вдруг что-то понял про него, он знал, кто его зовет.

***

В комнате стояла густая прохладная сырость; алтарь с фотографией находился в своем дальнем полутемном углу, но лампадка была погашена.

– Она на месте, – Плюша увидел фотографию и добавил упавшим голосом: – ну, я пошел?

– Высоко, – прошептал Будда, оценивая расстояние от пола до алтаря. – Так не достать. Придется тебя подсадить.

– Да.

Миха сделал неуверенный шаг вперед, и половица под его ногами протяжно застонала. Он оглянулся: что-то ему не понравилось, что-то тревожное оставалось за спиной, да вот только…

– Давайте быстрее, – поторопил Икс. Краска отхлынула от его щек, вечное Иксово бахвальство, похоже, сейчас попрощалось с ним. Миха с удивлением подумал, что он, наверное, единственный здесь человек, которому (возможно, пока) не так страшно, невзирая на рассказ Будды, невзирая на его странные тревожные слова-полунамеки, невзирая на то, что он… пытается не встречаться с ним взглядом. Чего он избегает? Не хочет, чтобы Миха увидел в его глазах… что? Печаль, словно ему известно что-то… нехорошее?

Миха еще раз посмотрел на Икса – тот стоял, сжав кулаки, и покусывал нижнюю губу; Икс был напуган, по-настоящему напуган. И тоже отвел глаза. Его друзья что-то скрывают? Они скрывают что-то от него?

***

Джонсону тоже не пришлось скучать в комнате, где Мама Мия принимала своих гостей. В другой комнате. Как только мальчики оказались за белой дверью, Джонсон ощутил бесконечное одиночество, да что там – потребность немедленно последовать за ними. Пытаясь беззаботно насвистывать, он огляделся по сторонам, повернулся к трюмо и сначала ничего не мог понять. Его голова непроизвольно дернулась в поисках источника отражения, и он произнес сдавленным шепотом:

– Мама…

***

– Быстрее! – торопил Икс.

– Успокойся, – вдруг обозлился Миха. – Сам знаю.

– Он прав, – сказал Будда. – Не нервничай, но времени почти не осталось.

«Вот опять, – подумал Миха. – Что за дурацкие намеки?»

– Вот именно, – поддакнул Икс. – А ты копаешься.

– Если пересрал, – огрызнулся Плюша, – можешь вообще отсюда уходить. Давай, вали!

– Сам вали! – нервно отозвался Икс.

– Тихо вы, не ссорьтесь! – шикнул на них Будда.

– Я не ссорюсь и не нервничаю, – настойчиво, словно обороняясь, объяснил Плюша. Только вот от кого ему следовало обороняться? От своих друзей? – И не копаюсь. Идемте, все сделаем.

От своих друзей, потому что…

(на темных линиях нет друзей. Каждый за себя.

Каждый в одиночку. Как блуждающие кометы)

(И вообще: с чего это он заладил про время, которого не осталось?)

Плюша вдруг почувствовал, как на лбу выступили капельки пота: что за чушь? Какие темные линии?

(скоро узнаешь. Уже совсем скоро)