Дети Шини

Поэтому сел прям там, на бордюр, и просто сидел, пока из кафе не вывалился какой-то пьяный, возрастной интеллигент. Увидел меня, устроился рядом, и тут же начал какие-то свои любовные страдания изливать, а потом и ко мне прицепился.

Дескать, чего это я такой маленький и тут сижу. Ну, я ему и рассказал примерно, как дело было. А он допытываться стал, что за мужики и всё такое. Я ответил «вроде хорошие», а он такой — «если твоя женщина уезжает с хорошим мужиком, то она уже не вернется». А я говорю: «Мила мне не женщина, а сестра просто». А он: «это не важно — они все такие». Потом дал мне тысячу рублей на такси и так поучительно сказал: «запомни, если не можешь уйти первым, не отпускай».

Наверное, ему всё это было близко. Ну и поехал я домой, а когда вошел в квартиру, то прямо сразу так и натолкнулся на того хорошего мужика, он уже уходить собирался.

А Мила такая выходит из комнаты и говорит: «Ой, Костик, извини, пожалуйста, я совсем забыла про тебя». Представляешь? Она просто забыла и всё.

И я даже сделал вид, что не обиделся, ей и так неприятностей за день хватило.

— Дикая история, — сказала я. — И странная у тебя сестра. А я ещё думала, что это мои родители равнодушные.

— Зачем вы так долго собирались и затеяли эту возню тут под окнами?

Ветер безжалостно дул в шею, волосы постоянно лезли в глаза, и я даже сидя в куртке начала промерзать.

— Слушай, но сейчас-то ты уже можешь слезть? Очень холодно.

— Могу, если ты поклянешься, что ты с ним никуда не поедешь.

Рука, державшаяся за подоконник, осторожно подползла к моей и накрыла её сверху, согревая ледяные пальцы.

— Пусть едет с кем-то другим, — выдохнул он вместе с паром.

— Костя, это называется шантаж.

— Знаю. Но, я имею право.

— Почему это?

— Потому что я антигерой. И могу делать любые гадости.

— Какая всё-таки у тебя в голове ерунда творится.

— И это тоже. Так, что? Обещаешь?

— Ладно, — сказала я, ведь у меня не было другого выхода. — Обещаю.

— Смотри как хорошо, — он поднял голову к небу и глубоко вдохнул. — Одно лишь слово способно убить или вернуть к жизни. Даже воздух пахнет по-другому. Глупо, конечно, но начинает казаться, что, быть может, и ты кому-то немного нужен. Пусть даже из жалости.

— Вот, видишь, если бы ты прыгнул, то ничего бы этого не почувствовал.

— А я бы и не прыгнул, — он хитро прищурился.

— Как? Очередной блеф?

— Конечно, глупенькая. Но получилось хорошо, очень убедительно, мне самому понравилось. Вот, что значит дурная репутация.

— Но это нечестно и гадко.

— Возможно.

— Или это ты меня сейчас дуришь, что не собирался?

— Возможно.

— Твоё хорошее настроение ещё хуже плохого. Пусть ты мне отомстил за дверь, но ребята-то в чем виноваты?

Тогда он по-деловому перевернулся, спрыгнул на пол, пересек всю мансарду и широко распахнул дверь. Там, на небольшой площадке, сгрудившись, стояли все и терпеливо ждали, что будет.

— Ребята, извините меня, пожалуйста, — просто и по-детски сказал он.

И Якушин не сдержался, туго схватил его за ворот, точно намеревался задушить, а потом с силой притянул к себе и обхватил голову руками.

— Ты что, устраиваешь? Так же нельзя с людьми поступать.

Петров в кои-то веки убрал камеру, растопырил руки и обнял их обоих.

— Нужно было просто поговорить с нами. Мы что, не люди, что ли?

И Настя начала шмыгать носом, а Герасимов недоуменно скривился и покачал головой:

— Ну, вы, блин, даете.

А когда всё закончилось и все разбрелись по своим делам, Якушин подошел ко мне и сказал:

— Это твоя вина.

— Почему это?

— Всё тебе игрушки. Забыла, что ты в ответе за того, кого приручаешь?

— Я не приручаю. Мы друзья.

— Он из-за тебя то на топор лезет, то из окон бросается, а у тебя всё — друзья. Я думал, Тоня, ты умнее.

========== Глава 35 ==========

А ночью я проснулась от едкого запаха гари, вскочила с кровати и, с трудом растормошив Сёмину, выглянула в коридор.

Действительно, повсюду висела мутная сероватая пелена, и свет, который мы оставляем на лестнице, казался неясным и очень далеким.

Я добежала до лестницы, обнаружила, что дым валит сверху, из мансарды, и с криками: «Подъем!» и «Пожар!», бросилась наверх.

С трудом поднялась по ступеням. Двери даже видно не было. Я только смогла нащупать ручку, толкнуть дверь, и едва различила красноватые языки пламени, как у меня начала кружиться голова. Но в спину уже кто-то бесцеремонно толкал:

— Что стоишь? Вали отсюда.

Я протерла слезящиеся глаза и увидела, как Якушин, нацепив на голову футболку, пробивается сквозь дым в мансарду. Подоспели и остальные.

— Нужно смочить одежду, чтобы дышать через неё, — начал поучать Марков, когда Герасимов, по примеру Якушина стянул через голову рубашку и ломанулся внутрь.

— Что же делать? — закричала Настя. — Сейчас весь дом загорится.

Я слышала, как они звали Амелина и ругались, что ничего не видно, и что огонь разгорается сильнее, а Марков бубнил, что Амелина нужно найти, потому что при большой концентрации угарный газ убивает человека в считанные секунды.

И тогда я тоже полезла туда, пришлось встать на четвереньки, потому что на ногах меня шатало.