Детство в европейских автобиографиях: от Античности до Нового времени. Антология

Тот лаконичный и превосходный стиль, в котором древа семей представлены в Священном Писании, без сомнения, оставляет глубокий след в душе каждого, который делает для себя эту Книгу предметом обучения и восхищения и с помощью ее приобретает похвальное стремление хранить корни своих семей. Мы видим в этой Книге из Книг, с какой заботой и тщательностью евреи передавали свои генеалогии. И нынешний опыт показывает нам, как высшие круги общества ценят своих предков и наследников. Это кажется правильным, потому что подобное желание возвышает нас над обыденностью, вдохновляет к похвальному стремлению сохранить все лучшее, усовершенствовать наш талант и достичь преимущественного положения с помощью чести и добродетели, которые Тому, Кто сотворил мир, было угодно сделать нашими сопровождающими на пути достижения успеха.

Все эти идеи навели меня на мысль, что вы, мои сыновья, которые столь долго сопровождали меня в занятии этим трудным, хотя и почетным делом, захотите узнать о некоторых чертах семьи вашего отца, его юношеских занятиях, которые и предстанут на ваш суд и рассмотрение и подскажут вам, насколько значима их роль в настоящем благоденствии семьи.

Также как и для других отцов, моей надеждой всегда было, с тех пор как у меня есть семья, – заложить основы ее благополучия, и с того времени я пришел к мысли о том, что вы можете не только сохранить его, но и передать своим детям[673], как я надеюсь передать вам семью процветающей, но все же еще нуждающейся в улучшении своего благополучия…

Трудность представляет то, что я не знаю, откуда мне следует начинать свой рассказ: ребяческие забавы наших ранних лет в основном похожи одна на другую, даже если описывать то время с предельной точностью, то все равно из него не извлечешь много полезной информации. Но так как я никогда не был баловнем судьбы, никогда не нежился в роскоши, то я рано смог почувствовать превратности судьбы, поэтому я начну свои записки с того времени, с которого я точно могу воспроизвести события…

Воспоминания о детстве Льюка Хэнсэрда из первой части его автобиографии (1756–1760)

Среди моих детских воспоминаний большой след оставили землетрясение в Лиссабоне, смерть адмирала Бинга, взятие Квебека генералом Вульфом[674], смерть короля Георга II и впечатления о моих родителях… Многое из того, что я узнал в детстве, как, например, перемена стиля[675] в 1752 г. и многое другое, относящееся к тому периоду, могло быть почерпнуто мною из бесед с моим отцом[676], который был хорошим обозревателем своего времени и притом обладал очень общительным характером. А также многое я узнавал от моей матери[677], которая получила образование у местного священника в Линкольншире, где жила с родителями, так что она прекрасно могла насытить детское сознание уроками морали и религиозными заповедями.

Мой Отец и я полагали, что с его стороны все в семье были норфолкскими вигами, а со стороны матери – тори из Линкольншира, но и те, и другие были тверды и непоколебимы по отношению к церкви Англии. Впоследствии миссис Паркинсон, одна из сестер отца, рассказывала, что, когда мне было 11 лет, на семейном совете обсуждался вопрос о том, должен ли я пойти в начальную школу в Линкольншире[678], а там готовиться к поступлению в колледж и карьере священника[679], что предлагали друзья моей матери, державшие эту школу. Но мать возразила, указывая на то, что я не имею никого из покровителей в этой области, и сказала, что прекрасно помнит бедность своего отца, бывшего приходским священником. Поэтому она предложила, что мне лучше испытать счастье в другом деле.

Воспоминания о детстве Льюка Хэнсэрда из второй частиего автобиографии (1761–1770)

…Несмотря на то что было решено, что я не буду готовиться к поступлению в колледж, все же я был отправлен в школу в Линкольншире[680]. Там я жил в одной или двух милях от дома приходского священника[681], который был фермером и скотоводом, а также выращивал баранов и разводил лошадей, поэтому я был более вовлечен в скотоводство, чем в школьные занятия. Когда же подошло время, чтобы серьезно подумать о деле для меня, я был отправлен обратно в Норидж. Во время этого обратного путешествия по пересеченной местности и тяжелым дорогам, имея на своем пути несколько линкольнширских болот, я вымещал все накопившееся во мне раздражение на Бьярдо[682], чьи проделки давали о себе знать еще до того, как я мог обуздать его. После целого дня тяжелого пути к вечеру мы достигли Линнской переправы. Здесь я расстался со своим провожатым из Линкольншира и непокорным, но преданным Бьярдо, затем на лодке пересек переправу и очутился в Линне[683], где занялся поисками моего отца. После дневного отдыха я снова скакал на коне, только уже сидя позади своего отца – нам предстояло ехать еще 42 мили до Нориджа, куда мы прибыли только вечером…