Девальвация человечности

В это же время, сумерки разжигали травматические воспоминания в памяти Рената, и навязчивые картины прошлого, незваные гости сознания, неумолимо сдавливали грудь. Он неподвижно лежал на кровати и старательно концентрируясь, прокручивал в голове уходящий день окутанный сомнением и тревогой. Возвращение в «Ясный разум», хоть и фиктивное, никак не радовало его. Разве что возможность спасти любимую женщину, хоть немного бальзамировала изрезанную душу.

— Нет, я ей нужен и я спасу ее, — убеждал себя Ренат. — Чего бы мне это не стоило, даже не смотря на то, что выбрала Ия не меня, — говорил он опечалено, но мужественно и горделиво жертвенно, активно заглушая инстинкт самосохранения, велевший ему не высовываться.

Испытывать страх естественно, не нормально подчиняться ему. Похожие мысли возникали не только у Рената в эту ночь. Игнат так же не мог уснуть, постоянно ворочался, а дискомфортные ощущения, в ногах вынуждающие всячески двигать ими, чтобы снизить двигательное беспокойство, усиливали бессонницу. В преддверии скорой опасности, тревожные мысли завладевали его разумом, и, не смотря на то, что он только-только вступил на путь личностных изменений, применять на практике свои новые, еще ни разу не реализованные паттерны поведения, Игнат опасался, потому что до сих пор, работал над собою, не выходя за пределы ментального поля. Перестроить прежнюю, привычную форму реагирования на внешнее воздействие, так же сложно, ровно, как и осознать необходимость личностной трансформации, на это нужно то, что всегда требуется и чего всегда так мало, время. И все же, объединял двух друзей не только страх, но и доминирующий мотив, опредмеченная потребность спасти дорого человека.

Глава 23 Адаптация

[Удручающая реальность побуждает быстрее звонка будильника]

Мирный сон, что завлек разум Демьяна, разбили нахлынувшие о последних событиях воспоминания, грубые, жестокие и холодные. Прежде чем открыть глаза, он стал прислушиваться и попытался ощутить свое местоположение. Резкий, неприятный запах хлора смешивался с запахами других лекарств. Аккуратным естественным движением он слегка приподнял сначала руки, а затем, ноги. Отлично, подумал он, я не связан. Лишь убедившись в своей относительной свободе, Демьян позволил себе приоткрыть глаза. Комната была похожа на больничную палату, высокий потолок и белые стены, что неприятно слепили глаза. Он слегка приподнялся, чтобы оценить обстановку более полно, но тут же все тело его скрутила диффузная тупая боль, казалось пронизывающая словно разряд тока, разом все тело. Голова была тяжелая, и казалось, что веки не слушались глаз, норовя самопроизвольно закрыться, будто от усталости, желая завлечь разум в сладостный сон. Такие физические последствия травм полученных им накануне были слабым отражением душевных мук, что разрывали его на части, волнение о любимом человеке с каждой секундой сильнее и сильнее сдавливало грудь. Спустя несколько минут, привыкнув к неприятным физическим ощущениям, Демьян набрался сил и все таки, слегка приподнялся, облокотившись на локти, но стараясь особенно не привлекать внимание окружающих. Параллельно друг другу вдоль комнаты, располагались больничные койки, по десять с каждой стороны, ни одной свободной кровати не было. Палата не была разделена по гендерному признаку, здесь были и мужчины и женщины. Внезапно режущий уши скрип двери впустил в палату мужчину лет пятидесяти в белом халате. Демьян тут же лег назад и повернулся на правый бок, отвернувшись лицом от входящего.

— Ия? — мысленно задал он вопрос сам себе, посмотрев на соседнюю койку.

Лицо девушки было скрыто за волосами, она еще спала, но он бы был ошибочно влюбленным, если бы не смог узнать ее. Она, щурясь, приоткрыла один глаз и посмотрела на него.

— Демьян, — почти безмолвно прошептали ее губы, и маленькая влажная слеза скатилась по бледному напуганному лицу.

Они обменялись влюбленными взглядами, передающими больше поддержки и больше слов, нежели сама речь. Где мы? Этот вопрос в назойливой форме занимал их умы, оставляя малейшую надежду, на то, что по счастливой случайности они просто оказались в каком-то госпитале. Тем временем, высокий мужчина неторопливо продвигался вперед, очевидно испытывая удовольствие от мрачного эмоционального фона, что процветает здесь, будто неприхотливое ядовитое растение. Он остановился напротив их коек и с грубым самодовольством небрежно взял стул, чтобы присесть. Его черные волосы, с возрастом поседели и поредели, он был достаточно крупным, но не толстым. Карие глаза скрывались за густыми бровями и очками в крупной оправе.

— Доброе утро мистер Мод и мисс Реми. Меня зовут Виктор Хилл, вы проспали почти сутки, — начал он.

— Почти сутки? Но где мы? — медленно присев на койку начала Ия.