– Хорошо, – перебил его Николсон. Он улыбнулся и плавно поднял ладони, словно в ироническом благословении. – В данный момент мы не будем спорить об этом. Дайте мне договорить, – он снова скрестил свои тяжелые ноги. – Насколько я в курсе, вы получили определенные сведения, через медитацию, убедившие вас, что в прошлом воплощении вы были святым в Индии, но некоторым образом лишились благодати…
– Я не был святым, – сказал Тедди. – Я просто был человеком, совершавшим стремительное духовное восхождение.
– Хорошо… что бы там ни было, – сказал Николсон. – Но суть в том, что вы считаете, что в своем прошлом воплощении некоторым образом лишились благодати прежде, чем достигли окончательного просветления. Это верно или я…
– Это верно, – сказал Тедди. – Я встретил одну даму и как бы перестал медитировать, – он убрал руки с подлокотников и засунул ладони под себя, погреть. – Мне бы
Николсон смотрел на него, изучая.
– Полагаю, вы сказали на этой последней пленке, что вам было шесть, когда вы испытали первое мистическое переживание. Это верно?
– Мне было шесть, когда я увидел, что все вокруг – это Бог, и у меня волосы встали дыбом, и все такое, – сказал Тедди. – Это было в воскресенье, я помню. Сестренка тогда была совсем маленькой и пила молоко, и я вдруг увидел, что она Бог, и молоко тоже Бог. То есть, все, что она делала, это переливала Бога в Бога, если вы меня понимаете, – Николсон сидел молча. – Но за пределы конечных измерений я мог довольно часто выходить и в четыре года, – добавил Тедди. – Не на постоянной основе, ничего такого, но довольно часто.
Николсон кивнул.
– Правда? – сказал он. – Вы так могли?
– Да, – сказал Тедди. – Это было на пленке… Или, может, это на той, что я записал в прошлом апреле. Я не уверен.
Николсон снова достал сигареты, не сводя глаз с Тедди.
– А как выходят за пределы конечных измерений? – спросил он и хохотнул. – То есть, если начать с самых основ, брусок дерева, к примеру, это брусок дерева. Он имеет длину, ширину…
– Не имеет. Вот здесь вы ошибаетесь, – сказал Тедди. – Все просто думают, что вещи где-то кончаются. Это не так. Это я и пытался сказать профессору Питу, – он поерзал на месте, вынул скомканный носовой платок— серую матерчатую массу – и высморкался. – Почему кажется, что вещи где-то кончаются, это потому, что большинство людей только так умеют смотреть на вещи, – сказал он. – Но это ничего не значит, – он убрал платок и посмотрел на Николсона. – Поднимите, пожалуйста, на секунду руку, – попросил он.
– Мою руку? Зачем?
– Просто сделайте это. На секунду сделайте.
Николсон приподнял предплечье на дюйм-другой над подлокотником.
– Эту? – спросил он.
Тедди кивнул.
– Как вы это назовете? – спросил он.
– Что вы хотите сказать? Это моя рука. Это рука.
– Откуда вы это знаете? – спросил Тедди. – Вы знаете, что это называется рукой, но откуда вы знаете, что это она и есть? Где у вас доказательство, что это рука?
Николсон достал сигарету из пачки и закурил.
– Откровенно говоря, я считаю, это попахивает наихудшей софистикой, – сказал он, выдыхая дым. – Это рука, господи боже, потому что это рука. Прежде всего, ей нужно название, чтобы выделять ее среди других объектов. То есть, нельзя же просто…
– Вы просто включили логику, – сказал ему Тедди бесстрастно.
– Я просто что? – спросил Николсон донельзя вежливым тоном.
– Включили логику. Вы просто даете мне обычный разумный ответ, – сказал Тедди. – Я пытался вам помочь. Вы спросили меня, как я выхожу за пределы конечных измерений, когда мне хочется. Я определенно не включаю логику при этом. От логики нужно избавиться в первую очередь.
Николсон снял пальцами с языка невидимую табачинку.
– Знаете Адама? – спросил его Тедди.
– Кого знаю?
– Адама. Из Библии.
Николсон улыбнулся.
– Лично не знаком, – сказал он сухо.
Тедди чуть помолчал.
– Не сердитесь на меня, – сказал он. – Вы задали мне вопрос, и я…
– Я не сержусь на вас, господи боже.