Девочка и Дорифор

Но, будь мимолётные, будь продолжительные свидания, – они пребывали публичными, без уединения, в сопровождении разных симпатичных, да так себе попутчиков и прохожих чужаков, не утруждающих себя разглядеть спрятанный пожар внутри художника, или слабо догадаться о горении света где-то в центре его личного пространства. В том числе и вроде бы приятель, имеющий неоформленную ущербность вкупе с избыточностью, тоже не обеспокоился видеть в нём пылающей натуры. Видимо, результаты тщательного укрывательства оказались положительными. Внешне. Как на плазменном реакторе. Внутри миллионы градусов, а снаружи – нетронутая температурой равнодушная поверхность.

Хотя, и это самое интересное, Касьян уже представлял её себе не иначе, как непременно и только женой. Вдруг, не вдруг, а совершенно решительно и совершенно женой. Она, та Она утвердилась в его составе существа. Ни мало, ни много. Пусть, неуверенно. Решительно и, наряду с этим, неуверенно. Почему? Да кто знает. Возможно, чувство необъяснимой вины тому потворствует. Он даже мог закрыть лицо руками, когда себе что-то непозволительное представлял. Сущую небывальщину. Преподнести нашим литературным способом то непозволительное, прямо скажем, невозможно. Но художник попробовал всё же это обрисовать. Непривычным для него средством, то есть словом, конечно. Итак, Она – суть раскрытие вселенского цветка. Она раскрывалась сквозь любую преграду, раскрывалась перед ним вся, телесно и сверхтелесно, без единого кусочка скрытности. Она раскрывалась непосредственно всем, ни на минуту не оставаясь каким-либо застывшим образом, всем, что составляет и изменяет её образ, и собой превращалась в широкий, без краёв, невероятно таинственный, а то и пугающей непредсказуемостью, но желанный им мир всей будущей жизни. Всей жизни, а не лишь одного личного предначертания. Всей. И он туда готов был окунуться тоже весь. Ни единая часть его существа не пожелала и в ничтожной малости при этом сохраниться здесь, где он себя с изумлением обнаруживал. Правда, опять же, готовность уверенностью не блистала. Твёрдости в представлениях недоставало. Но, рисовать, так рисовать. Художник повыше засучил рукава и продолжал наносить штришок за штришком. И там, внутри уже нарисованного, невероятно раскрытого мира, в каждой из бесконечного числа видимых частичек желаемой таинственности, всюду раскрываются новые бесчисленные бутоны неожиданностей, переполненные иными внутренними пространствами, и они хранят в себе никем не разведанное и ещё более таинственное, но питающее надеждой – будущее. Они распахивают себя и собой расширяются до беспредельности, в которой рождается очередная несметность новых и новейших отворяющихся начал в безбрежной полноте необходимых, ожидаемых, но непредставимых переживаний. И так далее и далее. Понимаете? Пространство раскрытия плодит себя абсолютно беспредельно, притом не менее беспредельно растёт и тайна. Тут – раскрытие, и тут же – тайна. Может быть, такое вообразить нормальному человеку и не с руки. Мы тоже, конечно, по причине безупречно плоской невежественности в части взгляда на раскрытие и в области обнаружения тайн, округлили очи, да рот сделали трубочкой.

– Позвольте, – прибодрились мы возражением, – не может быть, чтоб раскрытие и тайна вперемешку. Если тайна раскрыта, уж нет её, улетучивается она, подобно, скажем, пару, когда мы открываем крышку кипящего чайника, до того таинственным образом клокочущую. Мы понимаем: пар её толкал, а мы не видели никакой мышцы. А всякие государственные или военные да коммерческие тайны – вообще лишь для посторонних лиц. Но ведь внутри себя они таинственными не являются. Пожалуйста, глядите, если вы лицо проверенное.

– Сокрытая тайна таковою не является, – объясняет нам художник, – любой сокрытый предмет – просто сокрытый и более ничего. Мало ли вокруг нас вещей, недоступных нам. Те вещи – не тайна, а так, игра в прятки.

– Позвольте, куда ж подевалась известная истина: «всё тайное становится явным», – мы попробовали выказать некоторую эрудицию.

– Согласен, – ответил Даль, – можно и больше сказать: тайна обычно бывает исключительно явной.

– Например? – мы и не думаем сдаваться.

– Хотя бы молния, – Касьян Иннокентьевич не замедлил предъявить нами требуемый пример, пожимая плечами, – уж никого невозможно убедить, будто она сокрыта или необычна. Это вообще наиболее распространённое природное явление на земле. Но попробуйте наперёд угадать её силу, её рисунок, её место, её время. И само существо её не перестаёт быть таинственным, несмотря на заученные нами школьные уроки по электричеству.