Девочка и Дорифор

Он вытащил рулоны из кадки и аккуратно сложил их на диване. Потом установил кадку на подоконнике.

– У меня есть мешок с землёй. В прихожей, – он указал рукой в сторону оставленного мешка и сходил за ним. Там он между делом придал контрабасу вертикальное положение, прислонив к пустому углу. «Прямо стоящим инструментам, как и деревьям, не подобает валяться. А до вещей иных тоже время поспеет когда-нибудь. Вот вернёмся домой, и доделаем», – подумал он. А вслух произнёс:

– Теперь давай пересаживать дерево.

Девочка пришла в восторг, правда, немного с опозданием. Дорифор тоже посмеялся. И они дружно устроили одно из главных дел. По окончании благотворительного деяния, грейпфрут молчаливо разделил их счастье и довольство – почти незаметными колебаниями всего древесного тела. При этом он без усилий и привольно пускал корни в глубины новой земли, заключённой в просторном помещении кадки.

– Так, – Дорифор положительно оценил проделанную работу, – но у нас ещё предвидятся важные и трудные дела. – Он отвернул один из подрамников от стены. – Так.

Девочка вновь увидела черноту. И вновь жгучая тайна загорелась между бывших картин чёрным пламенем. Она вопросительно взглянула на Дорифора. Тот не менее таинственно улыбнулся и приставил палец к губам. Затем, подойдя к дивану, аккуратно разворачивал один рулон за другим и складывал разглаженные листы выпуклостью вверх, дополнительно придавливая их, чтобы те не скрутились вновь. Уже скоро выдалась толстая кипа разноформатных листов. То были увеличенные отпечатки картин Даля снятых для известного нам альбома.

– Хорошо, что составители альбома потрудились подписать под каждой из репродукций точные размеры картины. И хорошо, что редактор в издательстве оказался знакомым и любезно предоставил негативы. С них-то и получены фотографии. В точном соответствии с подлинниками.

– Здорово! – девочка подпрыгнула, – здорово! – и захлопала в ладоши.

– Угу, – Дорифор тоже был доволен.

– Рамы снимем?

– Рамы? Даль говорил, будто они собой ставят крест на изображении. Да, они завершают, заканчивают. Но задача у нас другая.

Довелось немало затратить пыла: рамы отнять, создать из них несколько вязанок, найти им временное пристанище и измыслить дальнейшее применение (обладатель роскошной печки с изразцами на тему флоры южных широт и с дверцей, где в качестве ручки красуется точная копия крыла синицы-ремеза в натуральную величину, оценочно сощурил один глаз). А главное – подобрать надобную копию к нужному подрамнику, в полном их взаимном соответствии, и аккуратненько соединить плоскости при помощи специально подобранного клея, который не создаст проблем будущим реставраторам картин. Руки у Дорифора, мы знаем, золотые. Он этими руками и до того много разных вещей сотворил в своей комнате. Мебель, например, и прочие деревянные конструкции. Значит, в какой-то степени мог зваться даже настоящим столяром и плотником, а не только застольником, памятуя давным-давнишний их разговор с соседкой. А тут неожиданно сыскалось хорошее подспорье: и у девочки руки оказались ладными. А о смекалке её мы уже знаем.

Каждая репродуцированная копия, белой изнанкой плотно прикасалась к подлиннику, в свою очередь покрытому известным нам чёрным слоем пустоты. В итоге выходил эффект будто настоящего просвечивания подлинного изображения сквозь слой черноты. Возникало даже будто всамомделешнее прорастание сквозь асфальт ранее изображённых на холстах предметов и всего того, что через них производит оригинал, – той самой образотворности.

Девочка и Дорифор не складывали готовые предметы художественного возрождения у стен. Они их сразу вешали на прежние места. Дорифор вешал, а девочка подсказывала. Ведь всю жизнь видела их и знала точное местонахождение. И полосы на стене, образованные потемнением обоев являлись подтверждением правильного решения.

– Что же получается? – говорила девочка, не прерывая работы (а работа шла и вправду не останавливаясь, на одном дыхании), – мы вроде создаём временное будто бы замещение настоящей подлинности картин? Мы таким способом показываем её? Представляем настоящую подлинность этим вот качественным типографским изображением? Да? Ведь копия не заменяет подлинника. И, тем более, не оживляет. Она его изображает. А? Изображает?

– Ну, – заявлял Дорифор (тоже трудясь на одном дыхании, забыв о давно уже немолодом возрасте; он соскакивал со стремянки вниз, чтобы подобрать нужный лист бумаги к подрамнику и влезал вновь, чтобы принять из рук девочки готовое изделие), – то, что оно временное, конечно, да, временное. Потерпим. Но не замещение. Изображение, говоришь? Похоже на то. Скорее, напоминание. Да. Напоминание.

– Кому напоминание?

– Нам с тобой. Кому же ещё?

– Угу. И тем, кто будет приходить к нам в гости.

– Им тоже.

– Интересно, а много тех альбомов издано?

– Тех альбомов. Нет, совсем чуть-чуть. Подобные книги имеют маленькие тиражи.

– А в магазинах они есть?

– Не знаю. Скорее, нет. Разобрали знакомые, вроде меня.

– И они хранятся в каждом доме, будто большая ценность.

– Наверное. По крайней мере, я храню именно так.