Девочка и Дорифор

– Ну, скажем, боги языческие повторяют человеческую жизнь земную, пусть и несколько иначе и пусть они будто бессмертны. Они, по-видимому, и бессмертны-то, благодаря повтору временной жизни. И загробный мир язычника повторяет мир земной. А ещё затеивается повтор страстей, которые отдельные люди путают с любовью, а другие вообще запускают в её недра антинаучный психоанализ. Ибо страсть, вожделение – жаждет именно собственного воспроизводства. Вся биологическая природа насквозь языческая.

– Угу, – Фата Моргана медленно кивнула, поворачиваясь лицом к собеседнику, – я поняла. Истинная религия находится по ту сторону любых влечений и не терпит проявления повтора. Ей нет нужды воспроизводиться – она уже вечна. А любовь, если её не путать с жаждой страсти, эту вечность как раз и олицетворяет. Но не повтор. Не круговерть. Скорее, она олицетворяет возвращение, не так ли? Возвращение туда, откуда нас давным-давно изгнали за грехи наши. Угу? А повторяющееся из века в век продление рода человеческого, покуда ещё смертного, – потребно для поддержания того же язычества. Дабы чопорные обитатели Олимпа чувствовали себя уверенно в будто бы бессмертии. Оно, продление – необходимо для подтверждения всякой круговерти, всякого порядка. Да. Какое же оно, однако, всесильное и всепобеждающее.

– Я раньше в язычество не углублялся, – промолвил античный герой, – но вы меня убедили, и я должен принять ваши доводы. И тот, ваш таинственный неизвестный художник, возможно, главный язычник и есть. Он многолик, он всюду, но не вездесущ. Он лишь тиражирует себя единовременно в различных местах. Повторяется.

Фотиния пожала плечами и снова стала передом к окну.

– Не со мной вы согласились, а с вами же, – усмехнулась она, легонько теребя штору, – я только заметила ваше сходство с неким собирательным типом языческого героя. Есть даже известные скульптуры таких героев. Но вы нисколько не похожи на того художника. Тот ведь неизвестен. Причём вообще никому. Даже себе. Несмотря на многоликость.

– Сходство и есть повтор.

– Конечно же. Оно лишь сличие. И если даже похоже на вечность, то при взгляде на него с пристальным вниманием, таковым не является.

– Да, вы правы.

– Но я же опять у вас это списала. Вы о том сказали прежде меня.

– Снова повтор.

– Да, как и слова. И слово «сходство», а, по-вашему, «повтор», означают сии слова именно сближение. Потому оно и сходство. Всякое хотение… кстати, вы никогда не думали об этом?.. всякое хотение – уже уподобление желанному предмету, то есть опять же сближение. И от него не так уж далеко до полного слияния. Языческого.

Фотиния продолжала стоять спиной к Дорифору. Она легонько раскачивала портьеру.

Дольный и горний миры пересекаются далеко от нас. Излишне далеко. До их места пересечения никогда не дойти, и вообще не добраться ни на едином перевозном снаряде, выдуманном хитроумным человечеством.

Дольний и горний миры пересекаются внутри нас. В чрезвычайной мере недосягаемых глубинах нашего существа сходятся они, и никакой остроты и чуткости нашей мысли не хватит, дабы углядеть и постичь ту малую точку.

Но мы сами состоим из этих двух миров.

В нас живёт обитатель горнего мира – любовь, это ответственное знание особой силы восхождения в горний мир, в мир первозданного света, за порог добра и зла.

В нас живёт и насельник низменности – страсть, это чувство беспредельного растекания в мире дольнем, в жжении под солнцем и в полной забывчивости о существовании ответственности за поступки.

То и другое в нас неизменно слиты между собой без ощутимой грани пересечения.

Дорифор проглотил слюну. Ему показалось, будто его лёгкий и необдуманный поворот во флирт оборачивается событием не шутейным, и оно уже закручивается без авторского благословения. От него, сильного мужчины теперь зависит – попустить ли спонтанное увлечение игрой в затягивание экстатической пружины или приструнить её, как недавно Фотиния оборвала музыку из-за всегдашнего страха от ожидаемых звуков. «Не будем мучиться, – подумал он, – оставим инициативу непредсказуемости. А в ней легче пребывать женщине. Остановится, так пусть остановится сама. Из-за прибывшего из ей недр страха или по холодному разумению». Мужчину не заботило то обстоятельство, что здешняя женщина телом своим намного превосходила его внешние размеры и, по-видимому, физической силой тоже не ударила бы в грязь. Ничего не заботило «Копьеносца», и не возникало будто бы вполне разумеющегося смущения из-за сложившегося положения. И некому здесь подать даже крохотного намёка на появление хотя бы краешка замешательства с любой стороны. И его, и её. Спокойствие невидимой силы обволакивало всё здешнее пространство. Что ж, тогда пусть неожиданность и волит здесь безраздельно. Мы особо встревать не будем.

– Нет, – мужчина почему-то с отрицания произвёл продолжение диалога, предполагая таким манером подстегнуть зачин Светланы-Фотинии и Фаты Морганы в одном лице, – нет, желание, жажда или хотение, о котором вы говорите, имеет и другой смысл.