Девочка и мертвецы

 — Но кожа у меня не серая. — Сокольничий схватился за воротник, дернул. — Не серая!! — закричал. — Не серая!!! — Добавил спокойнее: — Впрочем, много ли я знаю о мертвяках? Может, не сразу они сереют, а по прошествии какого-то времени…

 Вдали залаяла собака. Опять раздался выстрел.

 И тишина: глубокая, как заброшенный колодец во дворе, что зарос бурьяном.

 — Я понял, как разобраться в ситуации, — сказал Федя, поднимаясь и расстегивая ширинку. — Мертвым не надо ходить в туалет. Серые не ходят в туалет, это я точно знаю. Я напишу на снегу свое имя, и это имя станет безмолвным доказательством моей жизнедеятельности. Вот именно, дорогие мои, станет!

 Федя простоял минут пять, но не выдавил из себя ни капли. Сдерживая злые слезы, застегнул ширинку.

 — Так. Я просто не хочу. Просто не пришло время. Может же быть такое, что время не пришло? Конечно, может! — Сокольничий захохотал. Оборвал смех, пробормотал что-то несвязное и схватился за голову.

 Из чердачного окна высунулась убранная пожелтевшей простыней голова женщины:

 — Мертвый, не оставляй меня! Приведи меня к любимому, умоляю!

 — Надо найти Ионыча, — решил Федя. Он заткнул уши, чтоб не слышать воплей Антоновой матери, и пошел вверх по улице. — Надо срочно найти Ионыча, он поможет разобраться, что тут творится. Ионыч мужик умный, многое пережил. Он поможет. Точно поможет.

 — Мертвый!!!

 Федя едва не споткнулся, схватился за столб, обнял. Плечи под шубой затряслись.

 — Пронесшейся грозою полон воздух! — крикнул сокольничий в небо, опустил голову и забормотал: — Ах, черт, опять эта строчка… откуда она, что она, зачем? Ведь никакой же пользы от нее, как и от всей вашей поэзии; зачем же я ее произношу? К Ионычу, скорее к Ионычу! Он поможет!

 Сокольничий шел, безошибочно определяя направление; шел на человечий запах. 

Глава четвертая

 До мэрии Ионыч и остальные добраться не сумели: какие-то незнакомые Ионычу люди, которых, однако, хорошо знал дядь Вася, позвали их с крыши двухэтажного детского садика. Спасаясь от серых, Ионыч, дядь Вася, Катенька и Светослов по пожарной лестнице забрались на крышу и скинули лестницу вниз, мертвякам на головы. На крыше им быстро объяснили, что в здании садика укрылись малые ребятишки и несколько воспитательниц и надо бы их защитить, отстреливая мертвяков с высотной позиции. Катенька через чердак спустилась в здание, Ионыч остался наверху. Согласно разработанному ранее плану начали расстреливать наступающих мертвецов. Расстреливали очень бойко, со свистом и гиканьем. Патроны от такой бойкости скоро кончились; пришлось швырять в серых кирпичи, что были свалены грудой возле забора — там что-то строить собирались: тир, что ли, или склад, а может, и рюмошную, но так и не построили, сославшись на отсутствие трудового резерва. Кирпичи были холодные и шершавые. Ионыч перестал чувствовать руки на десятом или одиннадцатом кирпиче. Заботливый дядь Вася вручил ему фляжку с настойкой из вишневых косточек:

 — Градус хороший. Согреешься.

 — Варежки бы лучше теплые дал, — зло бросил Ионыч.

 — Звиняй, дружище, лишних варежек в наличии не имеем.

 Ионыч, не думая о вредных последствиях для организма, выдул полфляжки, потер руки и с новыми силами схватился за кирпич. Какой-то особо наглый мертвяк добрался до западного окна и стал стучать по стеклу пухлыми ладонями. Ионыч хорошенько прицелился и кинул кирпич серому в затылок. Мертвяк охнул, выплюнул зубы под давлением кирпича и разлился серой лужицей, а лужа впиталась в снег.

 — Я детей раньше не особо защищал, — признался Ионыч Светослову. — Не люблю я детей, если честно, нет в них какой-то взрослой жилки. Может, просто не понимаю их. Вижу в них рабочий инструмент для уборки дома — и только.

 Светослов успел напиться в хлам и слова Ионыча воспринимал долго, да так до конца и не воспринял. Зато у него в ружье остался один патрон: он берег его для какого-то особенного серого.

 — Стреляй, Светослов! — кричал дядь Вася с восточной стороны крыши. — Чего медлишь?

 Его поддержали на юге крыши худой мужик с бидоном и толстая женщина с кочергой:

 — Давай, Светослов! Удиви нас точным снайперским выстрелом!

 — Нет! — Светослов приложился к бутылке и прицелился в бродивших вокруг садика мертвяков. — Я пулю для особенного мертвяка берегу, вам меня не уговорить!

 — Да ты напился, Светослов! — закричали с севера крыши. — Какого, к дьявольской бабушке, особенного? Мы тут детей спасаем, не до твоих пьяных игр!

 — А я что, по вашему мнению, делаю? — буркнул Светослов, пошатнулся и чуть не свалился с крыши: Ионыч успел удержать его за воротник.

 — А ты, когда пьяный, и не картавишь вовсе, — удивленно заметил Ионыч.

 — Твоя правда, Мамоныч, — буркнул Светослов. — Такое вот странное воздействие оказывает на мою речь алкоголь.

 — Ионычем меня кличут! — злобно выкрикнул Ионыч. Он уже пожалел, что спас Светослова от неминуемой гибели.

 Мертвяки долго не решались зайти за ограждение, что-то обдумывали малоумными своими головами. Двор обильно покрывали кирпичные осколки и голубые искры: зрелище показалось Ионычу завораживающим.