Девочка на войне

– Что это за шум? – услышала я чей-то голос и замерла.

– Какой шум? – слишком быстро отозвалась Стэнфелд.

– Звучит, как будто… – Голос приблизился. – Какого черта?

Я в ужасе взглянула снизу вверх на миротворца, и он ответил в равной степени обеспокоенным взглядом.

– Ничего страшного. Все согласовано, – сказала Стэнфелд. – Ана, иди сюда. Садись тут, рядом. – Она достала из конверта мой паспорт. – Видите? Американская виза.

Остальные миротворцы вытаращились на нее. Я села рядом и опять взялась заряжать и разряжать магазин.

– И все же, полагаю, вам хватит здравого смысла… Ана! Какого черта ты творишь?

– А быстро работает, – сказал один из миротворцев.

– Где ты этому научилась?

– Просто умею и все, – ответила я.

Стэнфелд поправила каску и расслабила под шеей ремешок.

– Полагаю, всем присутствующим хватит здравого смысла не распространяться об этом. Приличия ради. Мы же не хотим, чтобы несчастный Дженсен попал в передрягу из-за вопиющего несоблюдения протокола досмотра.

Все оглянулись на миротворца, сидевшего с краю скамьи.

– Получается, ты воевала в той деревне? – спросила Стэнфелд.

– Немного.

Она выхватила у меня из рук обойму и сунула ее в карман штанов. Все молчали до самой посадки, когда у нас под ногами с глухим грохотом выдвинулись шасси.

IV. Лесное эхо

1

– Уверена, что это то самое место? – спросил меня Лука.

Повозившись с ремнем безопасности, я вылезла из машины.

– Вот тут были мешки с песком. А с другой стороны дороги повалили дерево.

Лука тоже вышел из машины и встал рядом.

– Папа был за рулем, и какой-то мужик с гнилыми зубами просунул голову в окошко и приставил пистолет… – Я тронула себя за шею в том месте, куда солдат приставил отцу пистолет.

– Все в порядке.

– Знаешь, это же из-за меня случилось. Это я их попросила где-нибудь остановиться на обед. Если бы мы не останавливались, может, проскочили бы заставу.

– Тебе было десять. Ты никого и ни к чему не принуждала. Да и никто не мог этого предугадать.

Я вглядывалась в лес, но там было слишком тенисто, толком ничего не разглядишь.

– Все кончилось, – сказал Лука.

– А по ощущениям совсем иначе.

Мы продирались сквозь придорожные кусты – низкорослая амброзия, подмаренник и что-то похожее на остролист, царапавший мне лодыжки. Потом кустарник сменился деревьями покрупней – вверх вздымались сосны с дубами. Вскоре кроны перекрыли свет летнего солнца, и среди веток пониже сгустился прохладный туман. Пахло тут землей и разложением.

Издалека я ненавидела это место, но сейчас даже эта грань начала размываться. Ненависть-то никуда не делась, но появились и другие чувства: радостное предвкушение, чуть ли не до головокружения, и странное умиротворение от близости к родителям.

Темнота в лесу сгустилась, а потом поредела, но когда мы добрались до опушки, все оказалось иначе, чем в моих воспоминаниях. Деревья стали совсем другие, и лесная подстилка отличалась от того, что я себе воображала. Меня смутила по-летнему буйная зелень листвы. Кругом все было живо, почти что красиво.

По ту сторону поляны я заметила пень, чистый ровный срез которого был единственным свидетельством пребывания здесь человека. Я осмотрелась в поисках следов бойни, какого-нибудь углубления в земле или выступа, хоть намека на захоронение. Но ничего такого не нашла. Только темную глинистую почву, влажную из-за тенистого леса.

– Я никогда их не найду.

Я погладила рукой ствол ближайшего дерева, с корой, изрезанной бороздками и трещинками, явно повествующими о минувших бурях. По желобку в стволе скользнул жучок и скрылся в земле.

Я села в позу лотоса и загребла руками землю, так что она забилась мне под ногти. Несколько еще зеленых желудей упали раньше времени, и я взяла один из них и захоронила в выкопанной ямке.

– Где вы? – крикнула я. Звук моего голоса спугнул стаю скворцов, и они вспорхнули с ветки и устремились вон из леса.

– Ана?

Я чуть не забыла, что Лука тоже тут, и, когда обернулась, подспудно поняла, что просидела тут гораздо дольше, чем думала.

– Все хорошо?

Коленки щелкнули, когда я встала и отерла руки о шорты.

– Ага, – сказала я. – Я в порядке.

Мы вернулись к машине и, сделав разворот на шоссе, снова оказались у съезда на ту узенькую дорожку, а потом по каменистой тропе поехали вниз, в долину.

От деревни почти ничего не осталось, одно название – все остальное, включая жителей, исчезло. Большинство зданий лежало в руинах, развалившись на бетонные плиты. Немногие уцелевшие дома на их фоне смотрелись еще мрачнее: стекла были выбиты, но дыры ничем не закрыты, и вместо окон зияли пустые глазницы.

Мы оставили машину посреди дороги и пошли дальше по улице пешком. Я искала глазами дом Дренки с Дамиром, но разобрать, где кончалось одно здание и начиналось другое, было трудно.

– Осторожней, – сказал Лука. – Как думаешь, есть тут бубенцы?

Я вспомнила, как подорвались курицы у Дренки, и застыла на месте.

– Точно были.

– Говорят, пройдет еще лет двадцать, пока тут все разминируют.