Девушка А

Когда мы подъехали к больнице, я не хотела выходить из машины. Мне представлялось, как Мать лежит на холодном серебристом столе, ее живот распорот и видно, как функционирует каждый ее орган, словно механизмы в циферблате дорогих наручных часов. Из внутренностей выползает младенец, весь скользкий от крови.

На парковке я нащупала руку Итана, ожидая, что он будет смеяться надо мной – в восемь лет он считал себя взрослым для таких жестов. Однако он взял мою руку и сжал ее в ответ.

Конечно же, все оказалось не так, как я представляла. Мы шли по пустынным, ярко освещенным коридорам, читая названия отделений на ходу. Медсестра в родильном проводила нас к Матери. Она разговаривала с нами осторожно, как с ранеными, злобными зверушками.

Мать спала на кровати, целая и невредимая. Рядом стояла пластиковая колыбелька, в которой лежал младенец.

Отец не стал глядеть на ребенка. Он коснулся волос и лица Матери, желая ее разбудить; увидев его, она улыбнулась. Итан, Далила и я окружили колыбельку.

– Мне она не нужна, – сказала Далила.

– Ты еще не доросла! – воскликнула я. – Даже до того, чтобы ее увидеть.

Девочка спала. Я приподняла пальцем одну из ее маленьких безупречных ручек.

– Она так похожа на Александру, – произнесла Мать, и в моей груди разлилась странная, беспричинная гордость. Эта девочка стоила моей очереди читать.

Моя сестра, которая так на меня похожа. Настанет день, когда я буду читать для нее.

– Эту мы назовем Эва, – сказал Отец.

Далила так и не изменила своего отношения к Эви. Почти четыре года она была самым младшим ребенком в семье и теперь воспринимала Эву как захватчика, как злобного придворного, пробравшегося в ее королевство в теле младенца.

Эви должна была спать в комнате Далилы, но ничего хорошего из этого не вышло. Далила забирала себе ее пеленки, устраивала в кроватке ловушки. Так, однажды она подложила туда вилку, затем мои школьные цветные карандаши, щипчики с туалетного столика Матери.

– Это подарочки для малышки, – оправдывалась она.

А потом в доме произошло переселение: отныне я спала в детской, рядом с Эви, а Далила переехала в комнату к Итану.

Далила всегда выходила сухой из воды, но не потому, что она была хитра, как Итан. Ей оттого все сходило с рук, что она была красивой, как Мать. Неоспоримый факт, подобный тем, какие обсуждал с учениками мистер Грегс; со временем я с ним смирилась.

В школе мы обязательно фотографировались каждый год. Кроме классных нам делали и семейные снимки. Когда Далила в первый раз пришла с нами, фотограф сделал вид, будто роняет камеру.

– Что это за маленькая красавица к нам пришла! – восхитился он. – Ну-ка проходи, сюда-сюда. – И он вручил ей толстого плюшевого мишку, с помощью которого обычно успокаивал капризных учеников. – Сначала несколько кадров только с тобой.

Поснимав Далилу с разных сторон, подальше и поближе, он пригласил в кадр нас с Итаном. Мишку Далила отбросила; я подобрала игрушку с пыльного пола актового зала, но фотограф покачал головой.

– Нет-нет, – сказал он, – это только для самых красивых малышек. Да и ты все равно уже слишком большая.

Эту групповую фотосессию заказали наши родители. Беззаботный Итан, торжествующая Далила и раскрасневшаяся я – гляжу в потолок и очень стараюсь не разреветься. Мать купила дешевую рамку в супермаркете, вставила фотографию и повесила в гостиной так, что она все время бросалась в глаза. Далила, вдохновившись ею, попросила посмотреть другие ее детские фотографии.

– Да мы одинаковые! – воскликнула она и добавила, глядя на меня поверх альбома: – А вот Лекс совсем другая.

– У меня такие же волосы, – возразила я.

– Волосы – да. А лицо – другое, глаза – другие, и руки, и ноги – другие!

В детстве я считала Далилу глупой. Оценки в школе у нее были безобразными.

«Далиле нужно заниматься», – писала ее учительница. Или: «У Далилы нет способностей к этому предмету, ей нужно больше стараться».

Я слышала, как два педагога говорят о ней.

«Это точно не Итан», – сказала одна.

А вторая кивнула: «И не Александра».

Когда Далилу усаживали за уроки, она клала голову на руки и тянулась через весь стол к Отцу:

– Ну почему вместо этого мне нельзя послушать одну из твоих историй!

Сейчас, вспоминая, с каким вниманием она слушала россказни Отца, с каким восхищением разглядывала детские фотографии Матери, сделанные задолго до начала ее Парада, я думаю, Далила была умнее нас с Итаном. Гораздо умнее нас всех.