Какое-то время я ныла, что мне теперь приходится спать в одной комнате с Эви. Меня раздражала Далила и то, что я больше не могу болтать с Итаном по ночам – после того как он поделился с семьей своими знаниями о Диком Западе, школьные дела мы обсуждали только ночью. Наша с Эви детская была завалена вещами, оставшимися от отцовских начинаний в бизнесе: на тумбочке валялся компьютер, блестящими внутренностями наружу; под кроваткой свернулись клубком провода. Но Эви оказалась сдержанным, спокойным ребенком, и скоро я полюбила ее. Как и говорила Мать, она очень походила на меня. Сразу стало ясно,
– Она тебя даже не понимает, – говорила Далила.
Но я читала не столько для Эви, сколько для себя. Я брала ее на руки, когда она начинала хныкать, – как раз вовремя, чтобы не дать ей совсем расплакаться, – и скоро поняла, что могу сама ее успокоить. Именно я то и дело прибегала на ее плач. Мать с Отцом все чаще занимались чем-то другим.
* * *
Мой телефон зазвонил среди ночи, с воскресенья на понедельник. Всякий раз, когда я просыпалась вот так – толком не понимая, где я, – мне казалось, что я снова на Мур Вудс-роуд. Много лет назад доктор Кэй разработала для меня план на случай таких внезапных пробуждений. В нем было три пункта: сесть в постели и потянуться вверх; подождать, пока глаза не начнут ясно различать комнату; припомнить как можно подробнее, до мелочей, минувший день. Электрический оранжевый свет фонарей Сохо пробивался в комнату через занавески; ванна и письменный стол выступали из темноты. Вчерашнее платье лежало прямо на туфлях, как будто его хозяйка внезапно испарилась.
Я вспомнила Оливию: как она выпустила свой шарфик в окно, когда такси тронулось с места, – и, улыбаясь, взяла телефон. Всего четыре часа. Я ждала, чтобы звонящий заговорил первым.
– Лекс, столько времени прошло.
– Далила, – сказала я. – Ну, конечно.
– Я в Лондоне, мы можем встретиться. Где ты остановилась?
– Ромилли-стрит, – ответила я. – В «Ромилли Таунхаус». Когда тебе будет удобно?
– Времени у меня немного. Я приеду через час. А может, и раньше.
– Что?
– Я приеду, чтобы встретиться.
– Среди ночи, что ли?!
– Все, давай – до скорого.
Я хотела включить маленький свет, но по ошибке попала по верхнему выключателю. Пинком сбросила одеяло и осталась лежать на матрасе в полнейшем ступоре. Чертова Далила, чертов свет в номере, чертовы ударные, репетирующие сейчас в моей голове, чертово общество любителей виски, чертов наклон земной оси, чертов жаркий Лондон, чертов путь от постели до душа!
Стоя под струями чистой, прохладной воды, я засунула два пальца в рот, затем уперлась лбом в кафельную стену.
Далила.
Перестав дрожать, я открыла окно, села за письменный стол и написала краткое и ясное письмо о том, что она дает согласие на открытие в доме на Мур Вудс-роуд общественного центра, который мы с Эви представляли себе, и на использование денег на это открытие. Графу, где указывалось имя подписанта, я оставила пустой. Я ведь даже не знала, как теперь звали Далилу.
Я заказала два кофе и выпила их.
Она всегда заставляла себя ждать.
Далила появилась спустя два часа после нашего разговора. Позвонила еще раз, чтобы спросить номер комнаты, и минутой позже ее шаги стихли перед моей дверью. Она медлила. Находясь по эту сторону двери, я представляла, как она стоит в пустом коридоре и надевает на лицо подходящую маску.
* * *
Библию Отец держал на прикроватной тумбочке. Он посылал нас за ней всякий раз, когда не мог рассказывать нам истории на ночь. Как и в случае с рассказами о жизни наших родителей, мы боролись и за то, чтобы услышать истории из нашей любимой книги. Мне нравилась «Книга пророка Ионы» – из-за кита. Итан любил «Книгу Самуила» и не любил «Книгу Царств» – в ней упоминался его тезка, но лишь с целью подчеркнуть, что Соломон был намного мудрее него[27]
. Далила с готовностью слушала все, что бы ни выбрал Отец, а он обычно выбирал историю поназидательнее. Думаю, она просто скрывала, будто не помнит, какая книга о чем.По воскресеньям мы надевали неудобные наряды, тесные в поясе, с высокими белыми воротничками, и шагали через весь город вслед за Отцом. Мы шли мимо церквей, наполнявшихся в этот час прихожанами, в том числе и мимо суровой каменной церкви, стоявшей неподалеку от центра, в которой нас всех когда-то крестили, – туда, где начинались промышленные районы, к небольшому квадратному зданию бежевого цвета, похожему на коробок. Над входом висел белый козырек, и на нем кто-то от руки написал: «Добро пожаловать!».