Девушка А

– Только тихо, ясно? – Он открыл дверь пожарного выхода и запустил нас на узкую лестницу.

Наши номера находились на самом верхнем этаже и воняли краской. Радиаторы работали на полную мощность.

– Вот, все новенькое, недавно поменяли, – воскликнул Отец.

Итан, Далила и я прижались носами к стеклам. Отец сдержал обещание: из окон виднелись пирс и огромное колесо, медленно вращающееся в ночи.

– Мне нужно поспать, – сказала Мать.

Она вытащила Эви из коляски и прошла в смежную комнату. В последнее время она склонялась вперед при ходьбе так, что хотелось поддержать ее при каждом следующем шаге – чего никто из нас, конечно же, не делал. Отец последовал за ней. Мы в своих красных футболках забрались под одеяла и перешептывались. Далила, не такая вредная по ночам, попросила погладить ее по волосам, а я Итана – не задергивать шторы, и это было последнее, что я сделала в тот вечер. Мне хотелось засыпать, глядя на огни набережной, свет которых достигал нашего окна.

Если вам попадались фотографии с Мур Вудс-роуд, вы, должно быть, видели ту, которую сделали на пирсе в Блэкпуле. Субботнее утро, очень ранний час. Мы были так возбуждены, что никому не спалось. Отец с Матерью, ворча, но по-доброму, вывели нас погулять на пляж до начала первой утренней службы, и мы неслись впереди них – под ногами шуршал холодный песок, а в море плескались чайки. Бледно-голубоe небо изре́зали следы самолетов и затянули облака. Мы дразнили волны – подбегали туда, где они могли настичь нас, и кричали, когда они выплескивались на берег. Эви делала осторожные шаги – от меня к Итану и обратно.

Когда мы дошли до пирса, Далила привязалась к какому-то незнакомцу, чтобы он сфотографировал нас.

– Футболки! – скомандовал Отец. – Нужно, чтобы были видны футболки!

Температура была чуть выше нуля, и мы, скинув пальто и кофты, визжали на ветру. И смеялись; даже под пикселями видно, что мы – смеемся. Видно в том, как мы прижимаемся друг другу, видно в лицах наших родителей. Этот снимок – артефакт, память о нашем последнем хорошем дне, и оттого смотреть на него еще горше.

Отец оказался прав: церковь Джолли кипела энергией, какую не найти в «Гейтхаусе». И дело было не в технике, или полностью забитых рядах скамей, или пушистом красном ковре, на котором корчились молящиеся. Дело заключалось в самом Джолли, обладавшем пламенным обаянием. Он стоял на кафедре и одновременно в проходе, держа вас за руку; укачивал бледненьких пузатых детишек, как своих собственных; шипел, потел и плевался. Он радовался всем и каждому, и все приходили к нему: безбедные благодетели, отобравшие кошельки у несговорчивых родителей; женщины со впалыми щеками, шатающиеся на шпильках; чумазые семейства с вереницей отпрысков. Здесь обитали кроткие – те, кто наследовал землю^[30].

В перерывах между службами Джолли организовывал секционные заседания. Отец и Мать посещали групповые моления и собрания по разработке стратегии и толкованию Библии; мне, Итану и Далиле надлежало отправляться на детские творческие занятия, которые проходили в надстроенной сверху оранжерее, сырой и полной сопливых карапузов, играющих в ладушки. На второй день Итан возмутился:

– Остальные дети – совсем маленькие, они еще даже разговаривать не умеют!

Мы как раз возвращались в «Дорчестер». Отец в два шага догнал Итана и подставил ему сзади подножку. Я узнала этот приемчик – так делали старшие мальчишки из школы на Джаспер-стрит, которых я старалась обходить стороной.

– Ваша с Александрой беда в том, что вы считаете себя лучше других. Скажешь, нет?

Итан выровнял шаг и ничего ему не ответил. По пути мы видели скелеты трасс «Плэже Бич», врезающиеся в подбрюшье неба. Я изучила расписание на воскресенье и теперь задавалась вопросом, а будет ли вообще у нас время, чтобы покататься на американских горках или чертовом колесе, о которых Отец так много рассказывал. Когда мы вернулись в свой номер, я спросила у Итана, есть ли у нас еще шанс. Может быть, в понедельник утром? Если завтра мы будем вести себя хорошо? Он глянул на меня с тем презрением, которое обычно приберегал для одноклассников или Далилы, и я сразу поняла – надежды нет.

– Ты что, совсем дурочка? – спросил он. – Никто и не собирался никуда нас вести. Мы приехали сюда только ради Джолли и его нудной церкви.

Я почувствовала, что сейчас разревусь, и отвернулась от Итана.

– И еще, – продолжил он, – ни во что я не верю! Джолли, Отец, Господь Бог – ни в кого не верю! Все, что они говорят, – бессмысленно, если вслушаться.

– Не говори так!

– А это правда!

– Только не при Отце, Итан, пожалуйста!

Вечером в воскресенье, после второй службы и объятий, которыми Джолли одарил своих последователей, Отец попросил его поужинать с нами.

– Можно попробовать заказать столик в «Дастинс», – сказал он.

– Чудесная идея для вечера! – Джолли хлопнул Отца по спине, и на рубашке того остался влажный отпечаток.

Он вложил свои пальцы в ладошку Далилы и предложил ей руку, как джентльмен.

Далила вспыхнула и спрятала лицо.

– Тогда вперед, – сказал Отец.