Оказалось, что «Дастинс» – это «Гриль и бар Дастина», находившийся не в «Дорчестере», а в соседнем с ним отеле. Огромный зал освещали две тусклые люстры. В винные бокалы вставили розовые салфетки, булочки лежали на каждом столике, хотя многие из них пустовали. Кроме нас там ужинала еще одна семья. Увидев наши одинаковые футболки, их дети – двое подростков – что-то сказали другу другу шепотом и захихикали. Эви уселась прямо на ковер и стала водить пальцами по затейливым узорам, остальные расселись по местам. Мать смотрела в меню с некоторой тревогой, но Отец не обращал на нее внимания. Он заказал две бутылки вина и расхваливал стейк. Здесь он был завсегдатаем.
– А нам что-нибудь можно? – спросила я.
Отец фыркнул:
– А почему нет? Сегодня особенный вечер!
Прежде мы ели в ресторане лишь однажды, в день рождения Матери, и такой богатый выбор по-прежнему повергал меня в панику. Я уставилась в меню, надеясь, что оно само раскроет мне секреты. Сосиски с жареной картошкой или фирменный «Дастинс-бургер»? В блестящей ламинированной карте отражалось мое озадаченное лицо.
– Иногда я смотрю на прихожан. Кто-то просто кивает, у кого-то слезы на глазах, кто-то одержим. Но я знаю – твердо знаю в душе, – что большинство из них трусы. Одни приходят, чтобы послушать музыку, другие – чтобы пообщаться. Но в жизни они такие, какими им велит быть остальной мир. – Джолли слегка склонил голову, поднял свой бокал и продолжил: – Но только не ты, Чарли! Я это знаю. Вижу. Ты не боишься отличаться от остального мира. С такой-то семьей ты можешь построить свое царство.
Официантка, вытиравшая соседний столик, глянула на нас и отвела глаза.
Отец и Джолли говорили, размахивая руками, не отрывая друг от друга глаз. Зубы у них были красными от вина. Мать, чуть склонившись в их сторону, жадно прислушивалась к разговору, ловя обрывки фраз. Я вытащила Эви из-под стола, усадила к себе на колени и играла с ней в «ку-ку», пряча лицо за салфеткой, пока не принесли еду. Увидев, какой бургер принесли и поставили перед Далилой, я мрачно уставилась на две тщедушные сосиски, лежавшие в моей тарелке.
Отец и Джолли пили до самого вечера, даже после того, как всю еду унесли, и никто из нас их больше не слушал. Когда официантка принесла счет, Отец забрал его у Джолли и принялся отсчитывать наличные. Одной купюры не хватило, и Мать достала свой кошелек.
– Ну, вы бы и так нас отпустили? Не правда ли? – спросил он у официантки.
Та вежливо улыбнулась и взяла деньги у Матери.
– Я принесу вам сдачу.
Вместе со сдачей официантка принесла чашку с леденцами, поставила ее на стол между мной и Далилой и сказала:
– Угощайтесь! Они очень вкусные.
– А что, если нам хочется еще выпить? – спросил Отец. – Почему вы не спросили, не принести ли нам напитков?!
– Мы уже закрываемся. Здесь рядом есть бар – он работает допоздна.
– Ладно, ладно – мы поняли намек.
Мы стояли на набережной, Отец все еще держал в руках бокал из-под вина и досадовал, что ужин окончился так внезапно. В этот час там было спокойно, а чертово колесо неподвижно стояло во тьме. Накрапывал дождь. Мимо нас прошла какая-то парочка: держась за руки, они пытались открыть зонтик.
Я ждала, что мы распрощаемся с Джолли, но тот последовал за нами в «Дорчестер», поднялся по узкой лестнице, прошел до номеров на самом верхнем этаже. Ни Мать, ни Отец не попытались избавиться от него. Казалось, что весь этот вечер был отрепетирован заранее и все шло по плану.
– Спокойной ночи, ребятки, – сказал нам Джолли.
– Заходим, – приказал Отец, открывая дверь нашего номера. – Заходим и ведем себя тихо.
– Александра, – обратилась ко мне Мать, – возьми у меня Эву.
– Зачем?
– Она сегодня спит у вас. Положи ее в коляску, и она проспит до утра. И никакого шума ночью.
– Зачем это он идет в вашу комнату? – спросил Итан.
Мать улыбнулась, обхватила ладонями его щеки и сказала:
– Итан, не хами. Ну же, всем пора спать.
Не успела за ней закрыться дверь, как Далила вскарабкалась на кровать, перепрыгнула на другую и заявила:
– А я не устала. Давайте поиграем с малышкой?
– Нет, – ответила я.
– Эй! – сказал Итан. – Ты все еще хочешь на американские горки?
Американские горки мы соорудили следующим образом: письменный стол стал мостом, соединявшим две кровати. Для того чтобы сделать спуск, мы взяли напольное зеркало, перевернули его лицом вниз и положили так, что одна сторона легла на кровать Итана, а другая уперлась в плинтус. Съезжали на кофейном подносе – нужно было успеть соскочить с него, прежде чем он врежется в стену, и это добавляло остроты ощущениям.
Скатившись несколько раз, мы уселись на поднос все вместе и, продавив зеркало, упали на ковер; мы валялись среди осколков, стонали, хихикали и шикали друг на друга. Никто не пришел, за соседней дверью стояла тишина. Мы разошлись. Итан встал на кровати.
– Сейчас будет служба, – объявил он. – Правила такие: я – Бог.
– Заткнись, Итан! – воскликнула я.
– Я – Бог, – повторила Далила и ухватилась за него.
Он перебежал по столу на нашу с Далилой кровать и запрыгал, перескакивая с одной ноги на другую.