Девушка А

Он думал, Буйства прекратятся, когда он покинет Мур Вудс-роуд, но, как оказалось, дело было не в ней. Случались они и в доме Коулсон-Браунов, где, к несчастью, хранилось много хрупких предметов. Миссис Коулсон-Браун собрала и поставила в антикварный сервант (подделка, как потом выяснил Гэбриел, пытавшийся узнать, насколько он ценный) коллекцию хрустальных зверей и китайский сервиз. Однажды Буйство вышло совсем уж непростительным – в гримерке передачи «Доброе утро, Великобритания», когда один из ассистентов попытался забрать у него «сокровища» из дома на Мур Вудс-роуд, чтобы вымыть их перед эфиром. Но они с Мэнди тогда нашли один способ пресекать Буйства. В уголке новой комнаты Гэбриела стоял вигвам. Чувствуя приближение Буйства, брат забирался внутрь. Там стоял ночник и лежал плюшевый мишка в футболке с надписью «Выживший», которого Коулсон-Брауны подарили Гэбриелу, когда он впервые переступил порог их дома. Если же Буйство застигало его вне дома, он, ощутив напряжение, должен был найти какое-нибудь укромное место, залезть туда и представлять, глядя на стену, как по ней медленно плывут киты и дельфины.

– Будет непросто, Гэйб, – предупредила его Мэнди. – Шаг вперед, шаг назад. Но если ты идешь правильным путем, в заминках нет ничего зазорного.

Однако школа оказалась не просто заминкой.

В самый первый день Гэбриела попросили представиться всему классу и рассказать о себе что-нибудь интересное или забавное. Прекрасное начало было у него в кармане – он ведь побывал на телевидении. Гэбриел перечислил те телепередачи, в которых принимал участие, затем рассказал о своей семье – немного, лишь самое главное. Класс слушал затаив дыхание, но учительница его прервала.

– Спасибо, Гэбриел, – сказала она, но по ее лицу он понял: он сморозил что-то не то, – и, смущенный, вернулся на свое место.

Буйства участились. Временами он решал вспоминать не о вигваме и детском ночнике внутри него, а обо всем том, что с ним делал наш Отец; о том, что Мэнди выходит замуж за какого-то шотландца, а значит, сеансов с ней больше не будет; о том, как миссис Коулсон-Браун не захотела читать первую страницу его мемуаров. Когда он приходил в себя, перепуганные лица детей вокруг приводили его в восторг.

Восторг – в этом что-то было. Буйства обеспечили ему авторитет, и потому сверстники – дети из неполных семей, трудные дети, бунтари и льнущие к ним распущенные девчонки – приняли его в свою компанию. Клан – так они себя именовали. Вожаком Клана являлся Джимми Дилэни. Он набил три татуировки, и про него говорили, что в прошлом году, во время одной из экскурсий, он переспал с учительницей-практиканткой (хотя на самом деле никто, и Гэбриел в особенности, не мог знать, правда это или нет). Они собирались в парках по выходным или у кого-нибудь дома, когда родители уходили, курили марихуану или по очереди щупали девчонок. Гэбриел не стал таким полезным и крутым, чтобы оказаться в центре событий, но ему было с кем посидеть в столовой и рассказать свою историю. Напившись, он выкладывал все, что имел за душой, но Джимми всегда старался выжать из него побольше подробностей.

– Почему ты просто его не прикончил? – спрашивал он про Отца. Или: – А твой старик правда был извращенцем?

Компания состояла из детей, каких Коулсон-Брауны ненавидели, и это Гэбриелу тоже нравилось.

Его телевизионная карьера терпела крах. Миссис Коулсон-Браун штурмовала телестудии и издательства, связывалась с местными знаменитостям, спрашивала везде и всюду, не интересно ли кому-нибудь встретиться с ее сыном. Интерес к нему снова возник в годовщину нашего спасения, а потом еще раз – когда слушалось дело Матери. Но, в общем, со временем история исчерпала себя. Вдобавок Гэбриел уже не был тем угловатым мальчиком с Мур Вудс-роуд, который на снимке, попавшем в лонглист конкурса World Press в номинации «Фото года. Раздел срочных новостей», сидит на руках у полицейского. Теперь он превратился в тощего подростка в очках, с сухой, как у Матери, кожей и волосами, темнеющими день ото дня. Он чувствовал, что Коулсон-Брауны теряют к нему интерес. Они не стали хуже с ним обращаться, просто постепенно отдалялись, забывали о нем, как забывают о старых, уже ненужных детских игрушках.

Когда Коулсон-Брауны только усыновили Гэбриела, они с радостью позволяли ему присутствовать на своих вечеринках, которые оказывались вовсе не вечеринками. Во время этих сборищ соседи просто осматривали дома друг друга. Обычно Гэбриела посылали в гостиную с тарелкой сырных канапе и миской чипсов и просили «обработать комнату». Однако с тех пор, как у них на ужине побывали Лоусоны, ему велели оставаться у себя.