Месячные стали проблемой посерьезнее. Они начались, когда мне исполнилось десять; я ожидала, у меня будет еще год или два, чтобы подготовиться. Из видеоролика, который нам показывали в школе, мы узнали, чего нам ожидать: кровь, спазмы, прокладки. Казалось, все будет чисто и просто. И вот я стояла в ванной полуголая и в полном замешательстве. Никто не рассказывал про неприятный запах, сгустки крови и как быть, если душ дома разрешается принимать только раз в неделю. Я пыталась успокоиться, говоря сама с собой так же решительно, как та актриса из видеоролика. Это, конечно, проблема, но, как и все проблемы, ее можно решить. Я положила в трусики туалетную бумагу и принялась молиться, не будучи, правда, уверенной в том, что компетенции Господа распространяются на эту сферу. Придумать бы что-нибудь получше.
Я никогда не отличалась особой общительностью, но кое-что дать в обмен на дружбу я все же могла. Я довольно быстро бегала, и на физкультуре меня отбирали в числе первых. Я была умненькой, но старалась не выделяться. Не поднимала руку на уроках, не хвалилась оценками. Я уже давно поняла: если я хочу продолжать учиться, то мне не следует повторять ошибок Итана. Я крутилась вокруг группки девочек-отличниц, готовящихся поступать в лучшие школы; они подкалывали меня иногда, а я терпела, как собака, довольствующаяся пинками. Можно много чего вытерпеть, если точно знаешь, что в конце тебя покормят.
– Почему ты никогда не зовешь к себе ночевать? – спрашивали меня Эми, или Джессика, или Каролина. И я отвечала им, что у меня очень строгие родители и что из этого не выйдет ничего веселого.
Или они говорили:
– Моя сестра учится в одном классе с твоим старшим братом – он какой-то странный.
– Да, – отвечала я, – есть такое. – И, чувствуя себя неловко, добавляла: – Но он реально умный.
Или же, в самом худшем случае, когда я чем-то им не угождала, они могли спросить:
– А когда ты в последний раз мыла голову?
После такого пренебрежительного отношения мне легче было решиться претворить в жизнь мой план.
Эми исполнялось десять, и в субботу, после обеда, я пешком через весь город отправилась на ее праздник. Жаркий летний день, да еще вдобавок мухи. Я надела юбку, в которой обычно ходила в церковь, одну из старых блузок Матери, на плечо повесила школьную сумку; из всех своих джинсов и футболок я выросла, и их отдали Далиле. Мы сидели в саду, пили сквош; я смотрела, как девчонки красят друг другу ногти.
– Поскольку желающих нечетное число, тебе придется подождать. – сказала мама Эми.
Я представила себе лицо Отца, когда он увидит мои красные с блестками ногти, и улыбнулась.
– Спасибо. Но у меня аллергия, – ответила я.
Когда мама Эми вынесла праздничный торт и все начали петь «С днем рождения тебя!», я проскользнула в дом, поднялась по лестнице и закрылась в ванной. Я смотрела на белоснежный фарфор, на узоры вокруг ванны. Представила, как забираюсь в нее, наполняю водой так, что она переливается через края, льется на пол, течет вниз по лестнице и весь этот дурацкий дом оказывается затопленным.
Но я пришла сюда не за этим. Я открыла шкафчик с зеркальной дверцей, а затем шкафчик под раковиной. Пластыри, таблетки, чистящие средства. В саду тем временем разрезали торт, я услышала свое имя. В углу стоял плетеный короб, перевязанный ленточками. Я развязала бантик, подняла крышку. Внутри лежал настоящий клад: тампоны, прокладки в картонных коробочках: сиреневые, голубые, ярко-розовые. Я представила, как Эми с матерью выбирают их в супермаркете «Бутс», и обида придала мне смелости. Я взяла инструкцию, около половины тампонов и прокладок из каждой коробочки и запихнула их в свою сумку, затем выскочила из ванной и вернулась на праздник.
* * *
Утром в субботу я спустилась в метро и понеслась далеко на север, прочь от города. На конечной станции я оказалась в вагоне одна – сидела и хлопала глазами на внезапно обрушившийся свет. Ларек с кофе был закрыт. На листке, прилепленном к стеклу, шрифтом Comic Sans напечатали: «До понедельника».
Накануне вечером я разговаривала с Биллом. Он, кажется, всегда звонил именно в тот момент, когда Девлин что-то требовалось от меня, поэтому каждый раз во время нашего разговора в моем голосе не слышалось той благодарности, которую я на самом деле испытывала к нему. Он сказал, что побеседовал с комитетом насчет нашей идеи. Я перестала прокручивать отчет «ХроноКлик» и отвернулась от экранов.
– Понятно. Ну и как?
– Пока не убедил.
– Не убедили?
– Если хотите услышать мое мнение, они вообще хотели бы снести этот дом. Что́ все вспоминают, стоит только упомянуть Холлоуфилд? Вас семерых, как вы стоите в саду. Стоило вашей матери умереть, тут же какие-то типы стали шнырять вокруг и вынюхивать новости, фотографировать дом с разных сторон. К тому же комитет сообщил, что ваш брат что-то написал, прямо на следующий день. Думаю, комитету уже просто все это надоело.